Сопротивление и покорность

Далее, я воспринял как упущение, что так и не осуществил давнюю мечту – сходить как-нибудь снова с тобой к Причастию… и все-таки я знаю, что мы – пусть и не телесно, но духовно – приобщились дару исповеди, разрешения <от грехов> и причастия, и могу радоваться на этот счет и быть спокойным. Но сказать об этом мне тем не менее хотелось.

Пока было возможно, я приступил, помимо ежедневного чтения Библии (два с половиной раза прочел Ветхий Завет и многое вынес из этого чтения), к нетеологической работе. Статья о «Чувстве времени» выросла в основном из потребности восстановить в памяти мое собственное прошлое в ситуации, когда время с такой легкостью может восприниматься «пустым» и «потерянным». Благодарность и раскаяние – вот те два чувства, которые постоянно держат перед глазами наше прошлое. Но об этом подробнее скажу позже.

Затем я затеял дерзкое предприятие, которое уже давно манило меня: я начал писать историю одной буржуазной семьи нашего времени. Все бесконечные разговоры, которые велись нами в этом направлении, и все пережитое мною служит фоном; короче, это должно быть реабилитацией бюргерства, знакомого нам по нашим семьям, причем реабилитацией со стороны христианства. Дети двух сблизившихся семей в одном небольшом городке мало-помалу вступают в возраст ответственных задач и обязанностей и сообща пытаются содействовать общественному благу на постах бургомистра, учителя, пастора, врача, инженера. Ты обнаружил бы массу знакомых примет, да и сам выведен здесь. Но дальше начала я не слишком продвинулся, прежде всего из-за постоянных и ложных прогнозов относительно моего освобождения и связанной с этим внутренней несобранности. Но мне это доставляет много радости. Вот только не хватает каждодневных разговоров с тобой на эту тему, и даже больше, чем ты думаешь… Между делом я написал статью «Что значит – говорить правду?», а в данный момент пытаюсь сочинить молитвы для заключенных, которых, как это ни странно, до сих пор никто не написал, и, возможно, раздам их к Рождеству.

А теперь о чтении. Да, Э[берхард], я очень сожалею, что мы не познакомились вместе со Штифтером. Это очень оживило бы наши беседы. Придется отложить на будущее. Мне многое нужно рассказать тебе по этому поводу. В будущем? Когда и каким оно будет? Я на всякий случай передал адвокату завещание… Но, возможно (или даже наверняка), ты сейчас еще в большей опасности! Я каждый день буду думать о тебе и молить Бога защитить и возвратить тебя… Нельзя ли в том случае, если бы меня не осудили, выпустили на свободу и призвали, устроить так, чтобы я попал в твой полк? Это было бы великолепно! Кстати, если уж я и буду осужден (о чем нельзя знать заранее), не беспокойся обо мне! Это в самом деле меня сильно не заденет, разве что придется еще досидеть несколько месяцев до конца «испытательного срока», а это, честно говоря, не очень приятно. Но ведь многое не назовешь приятным! В том деле, по которому меня могли бы признать виновным, настолько комар носу не подточит, что я могу только гордиться. В остальном надеюсь, что, если Бог сохранит нам жизнь, по крайней мере Пасху мы сможем весело отпраздновать вместе…

Но давай пообещаем быть верными в молитвах друг за друга. Я буду молиться о даровании тебе сил, здоровья, терпения и твердости в конфликтах и искушениях. Молись о том же за меня. И если нам не суждено больше увидеться, то давай до последнего мгновения помнить друг о друге – благодаря и прощая, и пусть Бог дарует нам, чтобы мы предстали пред Его Престолом в молитве друг за друга, славя и благодаря Его.

…Мне (как, думаю, и тебе) внутренне тяжелее всего дается здесь вставание по утрам (Иер. 31, 26). Я молюсь теперь просто о свободе. Но есть также ложное безразличие, которое нельзя считать христианским. Мы как христиане можем ничуть не стыдиться толики нетерпения, тоски, отвращения перед лицом противоестественного, толики жажды свободы, земного счастья и возможности трудиться. В этом, думаю, мы с тобой сходимся.

В остальном, наверное, мы все те же, несмотря ни на что или как раз благодаря всему тому, что – каждый по-своему – переживаем теперь, не так ли? Надеюсь, ты не думаешь, будто я выйду отсюда солдатом «задних шеренг», – теперь это в еще меньшей степени справедливо, чем когда-либо! Точно так же думаю и я о тебе. Что за радостный день будет, когда мы сможем рассказать друг другу о пережитом! Я все-таки порой так злюсь на то, что я сейчас не на свободе!..

Молитвы для соузников (Рождество 1943)