Сопротивление и покорность

ку, а располагать им самому. Конечно, можно встретить и глупый, трусливый оптимизм, кото­рый недопустим. Но никто не должен смотреть свысока на оптимизм — волю к будущему, даже если он сто раз ошибется; оптимизм — жизненное здоровье, надо беречь его от заразных болезней. Есть люди, которые не принимают его всерьез, есть христиане, не считающие вполне благочести­вым надеяться на лучшее земное будущее и гото­виться к нему. Они верят, что в хаосе, беспорядке, катастрофах и заключен смысл современных со­бытий, и потому сторонятся (кто разочарованно и безучастно, кто в благочестивом бегстве от ми­ра) ответственности за дальнейшую жизнь, за но­вое строительство, за грядущие поколения. Впол­не возможно, что завтра разразится Страшный суд, но только тогда мы охотно отложим наши дела до лучших времен, не раньше.

Опасность и смерть

Мысль о смерти за последние годы становится все более привычной. Мы сами удивляемся тому спокойствию, с каким мы воспринимаем известия о смерти наших сверстников. Мы уже не можем ненавидеть смерть, мы увидели в ее чертах что-то вроде благости и почти примирились с ней. В прин­ципе мы чувствуем, что уже принадлежим ей и что каждый новый день — это чудо. Но было бы, пожалуй, неправильным сказать, что мы уми­раем охотно (хотя всякий знаком с известной усталостью, которой, однако, ни при каких об­стоятельствах нельзя поддаваться),— для этого мы, видимо, слишком любопытны или, если вы­разиться с большей серьезностью: нам хотелось бы все-таки узнать что-нибудь еще о смысле на­шей хаотичной жизни. Мы вовсе не рисуем смерть в героических тонах, для этого слишком значи­тельна и дорога нам жизнь. И подавно отказы­ваемся мы усматривать смысл жизни в опасности, для этого мы еще недостаточно отчаялись и сли­шком хорошо знакомы со страхом за жизнь и со всеми остальными разрушительными воздей­ствиями постоянной угрозы. Мы все еще любим жизнь, но я думаю, что смерть уже не сможет за­стать нас совсем врасплох. Опыт, полученный за годы войны, едва ли позволит нам сознаться себе в заветном желании, чтобы смерть настигла нас не случайно, не внезапно, в стороне от главного, но посреди жизненной полноты, в момент полной отдачи наших сил. Не внешние обстоятельства, а мы сами сделаем из смерти то, чем она может быть,— смерть по добровольному согласию.

Нужны ли мы еще?

Мы были немыми свидетелями злых дел, мы прошли огонь и воду, изучили эзопов язык и ос­воили искусство притворяться, наш собственный опыт сделал нас недоверчивыми к людям, и мы много раз лишали их правды и свободного слова, мы сломлены невыносимыми конфликтами, а мо­жет быть, просто стали циниками — нужны ли мы еще? Не гении, не циники, не человеконенавистни­ки, не рафинированные комбинаторы понадобя­тся нам, а простые, безыскусные, прямые люди. Достанет ли нам внутренних сил для противодей­ствия тому, что нам навязывают, останемся ли мы беспощадно откровенными в отношении са­мих себя — вот от чего зависит, найдем ли мы сно­ва путь к простоте и прямодушию.

ПИСЬМА К РОДИТЕЛЯМ

14.4.1943

Дорогие родители!

Прежде всего вы должны знать и действитель­но поверить в то, что у меня все в порядке. К со­жалению, я смог вам написать только сегодня, но так на самом деле было все десять дней. Некото­рые лишения, обычно кажущиеся при аресте осо­бенно неприятными, в действительности не играют на удивление почти никакой роли. Утром можно наесться и черствым хлебом (кстати, есть еще масса хороших вещей!), к койке я уже привык, а с 8 вечера до 6 утра можно прекрасно выспаться. Я был особенно удивлен тем, что меня с самого начала практически не тянуло курить; думаю, что во всем этом решающую роль играет психика: рез­кая внутренняя перестройка — следствие столь неожиданного ареста, необходимость смириться и приспособиться к совершенно новой ситуа­ции,— из-за всего этого телесные потребности от­ступают на второй план, и их перестаешь заме-

4- 514

чать; я отношусь к этому как к подлинному обога­щению моего жизненного опыта. К одиночеству мне не привыкать, как другим людям, для меня это в самом деле хорошая душевная парилка. Меня мучает только мысль, что вы терзаете себя страхом за меня, что вы неважно питаетесь и пло­хо спите. Простите, что я доставляю вам столько забот, но думаю, что всему виной не столько я, сколько ужасная судьба. Против всего этого мне очень помогает чтение стихов Пауля Герхардта, которые я сейчас учу наизусть. Кроме того, со мной моя Библия, книги из местной библиотеки; писчей бумаги сейчас также хватает...

Две недели назад было 75-летие. Это был чу­десный день. У меня в голове еще звучит утренний и вечерний хорал с многоголосием хора и орке­стра: «Хвалите Господа, могучего Царя... В какой беде не укрывал тебя милостивый Бог в тени крыл Своих». Да, это так, и на это мы можем в дальней­шем уверенно положиться.