Сопротивление и покорность

Велика опасность впасть в презрение к людям. Мы хорошо знаем, что у нас нет никакого права на это и что тем самым наши отношения с людь­ми становятся абсолютно бесплодными. Вот не­сколько соображений, которые помогут нам избе­жать этого искушения. Презирая людей, мы пре­даемся как раз основному пороку наших против­ников. Кто презирает человека, никогда не смо­жет что-нибудь из него сделать. Ничто из того, что мы презираем в других, нам не чуждо. Как ча­сто мы ждем от других больше, чем сами готовы сделать. Где был наш здравый смысл, когда мы размышляли о слабостях человека и его падкости на соблазны? Мы должны научиться оценивать человека не по тому, что он сделал или упустил, а по тому, что он выстрадал. Единственно пло­дотворным отношением к людям (и прежде всего к слабым) будет любовь, то есть желание сохра­нять общность с ними. Сам Бог не презирал лю­дей. Он стал человеком ради них.

Имманентная справедливость

К самым поразительным и неопровержимым открытиям я отношу опыт, что зло оказывается на поверку (и очень часто за удивительно корот­кий срок) глупым и бессмысленным. Этим я не хо­чу сказать, что за каждым преступлением по пятам следует наказание. Я имею в виду, что прин­ципиальный отказ от божественных установле­ний якобы в интересах самосохранения человека на земле идет вразрез с подлинными интересами этого самосохранения. Этот опыт можно истол­ковывать по-разному. Но во всяком случае одно не вызывает сомнения: в совместной жизни людей существуют законы, которые сильнее всего того, что пытается встать над ними, а потому игнори­ровать эти законы не только неверно, но и нера­зумно. Отсюда становится понятным, почему аристотелианско-томистская этика возводит бла­горазумие в одну из кардинальных добродетелей. Вообще благоразумие и глупость нельзя считать этически нейтральными, как это хотела бы нам внушить неопротестантская этика убеждения (Ge- sinnungsethik). В полноте конкретной ситуации среди содержащихся в ней возможностей умный человек сразу распознает непроходимые границы, устанавливаемые любой деятельности вечными законами человеческого общежития; распознав их, разумный человек действует в интересах добра, добрый — в интересах разума.

Естественно, что нет ни одного сколько- нибудь важного в историческом плане деяния, ко­торое не преступило бы в свое время границ этих законов. Коренное различие состоит в том, что это нарушение установленных границ рассматри­вается либо как принципиальная их отмена и тем самым подается как своего рода право, либо остается в сознании как неизбежная вина, загла­дить которую можно лишь скорейшим восстанов­лением и соблюдением закона и его границ. Не всегда следует говорить о лицемерии, когда за цель политических действий выдается установле­ние правопорядка, а не голое самосохранение. Уж так устроен мир, что принципиальное уважение последних законов и прав жизни благоприят­ствует и самосохранению и что эти законы допу­скают лишь краткое, неповторяющееся, необхо­димое в конкретном случае нарушение, рано или поздно карая со всесокрушающей силой того, кто необходимость возводит в принцип и таким обра­зом утверждает собственный закон. Имманентная справедливость истории награждает и казнит только деяние, сердца же испытывает и судит веч­ная божественная справедливость.

О действии Бога в истории.

Несколько пунктов моего кредо

Я верю, что Бог из всего, даже из самого дур­ного, может и хочет сотворить добро. Для этого Ему нужны люди, которые используют все вещи в благих целях. Я верю, что Бог в любой беде стремится дать нам столько силы сопротивления, сколько нам нужно. Но Он не дает ее заранее, что­бы мы полагались не на себя, а лишь на Него. Та­кая вера должна была бы освободить от всякого страха перед будущим. Я верю, что даже наши ошибки и заблуждения не напрасны и что Богу не сложнее с ними справиться, чем с нашими так на­зываемыми благими делами. Я верю, что Бог — не вневременной фатум, Он ожидает искренней молитвы и ответственных дел и не остается без­участным.

Доверие

Предательство едва ли не каждый испытывает на своем опыте. Фигура Иуды, столь непостижи­мая прежде, уже больше не чужда нам. Да весь воздух, которым мы дышим, отравлен недове­рием, от которого мы только что не гибнем. Но если прорвать пелену недоверия, то мы получим возможность приобрести опыт доверия, о кото­ром раньше и не подозревали. Мы приучены, что тому, кому мы доверяем, можно смело вверить свою голову; несмотря на всю неоднозначность, характерную для нашей жизни и наших дел, мы