Это неожиданно, и ей без сомнения идет, но я не привык видеть ее такой. Будто сегодня она решила бросить вызов повседневности. Будто на идеально чистом холсте кто-то оставил идеальную, яркую запятую.
Черт. Мне нравится. Очень нравится.
Задерживаю взгляд на алых губах, мысленно заставляя уняться вспыхивающее в крови возбуждение. Я вряд ли смогу удивить ее своей эрекцией, но желание выяснить это слишком зашкаливающее, чтобы рисковать.
Быстро скользнув взглядом по моему телу, она смотрит в мое лицо, и от резкого вдоха крылья ее носа вздрагивают.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает тихо. – Ты не предупредил.
Это правило я вычеркнул из своей программы. Оно и раньше меня бесило.
– Мои почтовые голуби сломались, – не отрывая от нее глаз, делаю шаг в комнату и издаю очередной скрип.
Она смотрит на меня так, будто хочет разобрать мое лицо на атомы.
Если это признак того, что наш вчерашний разговор отложился у нее в голове, я буду безмерно рад.
Я готов к любому раскладу, кроме такого, при котором она захочет все вернуть на свои места, поэтому терпеливо жду, осматриваясь.
На скамейке в центре аккуратно сложена знакомая шуба, и от нее исходит тонкий аромат духов, который ненавязчиво заполнил разделяющее нас пространство.
– Хочешь забрать его на выходные? – получаю ровный вопрос.
– Нет. Мне завтра рано утром на перевязку и уколы.
– Тогда, что ты тут забыл?
– Он мой сын, – напоминаю я.
– Да, когда это стало тебе удобно.
Выпускаю из носа воздух, прежде чем сказать:
– Хочешь поговорить об этом?
– Не хочу, – отворачивается. – Я его приведу. Там уже давно почти все разошлись.
Развернувшись, обходит скамейку с другой стороны, и я делаю то, чего не позволял себе охерительное количество времени. Выбросив руку над скамейкой, сжимаю пальцы вокруг ее бицепса и вкрадчиво говорю, глядя ей в глаза:
– Я никуда не спешу. Я проезжал мимо и решил заглянуть. Пусть он веселится.
Застыв, она напрягает руку. Мне требуются усилия, чтобы не сжать пальцы сильнее. Через толстые нитки свитера я чувствую тепло ее тела и тонкие кости. Я слишком хорошо знаю ее тело и то, какое оно хрупкое, особенно под моим, и напрягаюсь сильнее, чем если бы греб против течения.
Я слышу ее тихое и частое дыхание. Стараюсь не концентрироваться на ее губах, но это сложно. Они слишком яркие. У меня в животе собирается напряжение, еще чуть-чуть и у Мишани будет повод спросить, не пора мне отлить.
Высвободив руку, она понижает голос и говорит:
– Я прошу тебя предупреждать не от скуки. Когда ты появляешься вот так, ты сбиваешь наши планы. Планы есть не только у тебя одного.
– Извини, – смотрю на нее исподлобья. – Я не подумал…
И это действительно так. Я не думал о ее планах. Я действительно не думал. И она действительно права. Я осознаю это, хоть и с колоссальным опозданием. Стоя здесь, я понимаю, что неоднократно забивал болты и на ее планы тоже. Почему? Потому что она всегда мне это позволяла, и когда-то это не было для нас проблемой. Очевидно, так думал только я один. И я был неправ.
– Не волнуйся, мы давно к этому привыкли, – говорит с горечью, от которой в моей груди печет. – Твои планы превыше всего. Мы тебе не мешаем, Миша тоже усвоил этот урок, ты не замечал?
К этому я не был готов.
Может, поэтому молчу, будто получит удар в глотку.
Когда-то, еще разговаривая кое-как, сын звонил и спрашивал, когда я за ним приду, а потом перестал. Он больше не требует моего внимания. Просто ждет, когда у меня появится время.
Это гораздо больнее, чем получить удар в глотку.
Отвернувшись, она уходит, оставляя меня одного посреди маленькой комнаты, забитой детскими шкафчиками.
Запрокинув к потолку голову, я слушаю ее шаги. Как только она выходит за дверь, звуки шагов поглощает приглушенный шум музыки.
Я знаю, что не самый говенный отец в городе. Я знаю, что мне далеко до совершенства, чтобы его достичь, нужна практика двадцать четыре на семь, но я люблю своего сына. И он это знает.
Я пялюсь в пространство достаточно долго, чтобы потерять счет времени. Когда в комнату залетает Мишаня, шума становится больше, чем от бензинового мопеда.
– Пап! – у него мокрые волосы и красные щеки. – У нас была дискотека, потом мы ели жуков! – объявляет, врезаясь в мое бедро.
– Че вы ели? – улыбаюсь, почесав его за ухом.
– Мармеладных жуков! Я бы тебе тоже взял, если бы знал. Маме я взял, она уже съела.
– Так ты не голодный? – бросаю взгляд на дверь.
– Не знаю!
Зайдя следом, Оля направляется к его шкафчику и начинает доставать оттуда одежду.
– Хочешь пиццы? – смотрю на сына.
– Да! – радуется он.
– Тогда езжай с папой, – говорит его мать.
– Мам, ты же можешь поехать с нами? – перевозбужденно выдает Мишаня.
Он делает это раньше, чем я успеваю заложить это в его голову.
– Вы и сами справитесь, – вываливая на скамейку его вещи, она избегает моего взгляда.
Врезаюсь глазами в ее лицо.
Ее спокойствие нихера меня не обманывает. И хоть я должен иметь уважение к ее планам, сегодня я все равно их подвину, и я готов за это извиниться. В моем распоряжении не так много козырей, чтобы выбирать.
– Да, – говорю хрипловато. – Поехали с нами.