– Тогда позвольте вам повторить, – Владислав мастерски выходит из положения, оставаясь первоклассно учтивым.
Машет бармену, привлекая его внимание.
– Кирилл, тебе повторить? – спрашивает, кивая на его стакан.
– Я пас, – отвечает тот, продолжая рассматривать Машу.
Машкин взгляд медленно поднимается к его лицу, потом перескакивает на меня.
– Мы уходим, было приятно познакомиться, – объявляет подруга.
– Подвезти? – тут же интересуется у нее брюнет.
– Нет… – она усиленно отводит от него глаза. – Пошли… – говорит мне беззвучно.
– Хорошего вечера, – откашливаюсь я.
У меня есть кое-какое представление о понятии “заводить знакомства”, но Машкин подход превзошел все мои ожидания.
Глава 43
Через открытую форточку слышу голос Миши.
Кухонное окно родительского дома выходит прямо во двор, но из-за выступающего угла внешней стены я не вижу калитки и дорожки к дому. Эта стена глушит голос Миши, когда он проходит во двор глубже.
За два дня я успела соскучиться, поэтому его заливистые писки вызывают у меня улыбку.
Выкладывая на блюдо картофельную запеканку, слышу топот детских ног в коридоре и убираю в сторону кулинарную лопатку.
– Привет, мам, – Миша возникает на пороге и бегает шальными глазами по родительской кухне, выискивая что-нибудь для себя интересное. – Я есть хочу, – идет к столу, на котором разложены ингредиенты для оливье.
На сыне комбинезон и ботинки, на что делаю замечание.
– Мишань, – цокаю. – Ты куда в обуви?
– Упс… – строит картинную рожицу.
Обреченно качаю головой.
Я потакаю ему во всем, удивительно, что он еще не уселся мне на шею, но у моего ребенка врожденное чувство меры и такое же уважение к тем, кто его окружает. Именно поэтому я так боюсь его встреч с настоящим миром, где далеко не все люди достойны уважения и, тем более, доверия.
– Папа уехал? – с нежностью рассматриваю его румяное с улицы лицо и кошусь на дверной проем кухни.
– Папа разговаривает по телефону.
Прикусив изнутри щеку, начинаю сгружать в мойку грязные тарелки. Концентрация уже потеряна, поэтому плюю на то, что вместе с ними в мойку угодило кухонное полотенце.
– Иди, поцелуй бабушку, – слышу голос матери.
– Привет, ба, – послушно целует ее в щеку. – Меня папа привез. Он по телефону разговаривает…
– Иди, разденься, – велю я. – Я тебе сейчас наггетсы приготовлю.
– Ура-а-а-а! – орет сын.
Развернувшись, уносится в коридор, снова поднимая шум.
– Не корми его этой гадостью, – пеняет мама. – Пусть поест запеканки.
– Он ее не любит, – достаю из морозилки пакет с полуфабрикатом, который купила по дороге сюда.
– Мало ли что не любит, – поучает она. – Ты его разбаловала…
– Добрый день… – проносится по комнате хрипловатым сквозняком.
Звуки знакомого голоса заставляют на миллисекунду прикрыть глаза.
– Руслан! – мать переходит в режим раболепной “тещи”, меняя тембр голоса и манеру речи. – А мы стол накрываем. Раздевайся, проходи. Соседи зайдут, у нас сегодня баня. Но тут все свои! Дед дрова колет. Я пойду, достану сервиз. Оля, ты здесь сама справишься… поухаживай за Русланом, – понижает голос до особенно многозначительного.
Ее шаги удаляются.
Где-то за дверью слышу болтовню Миши. Затылком чувствую на себе взгляд, от которого между лопаток покалывает.
Если стряхнуть всю соль, которая жжет мои раны, я ждала этой минуты примерно с тех пор, как закрыла глаза позавчера вечером.
Я хочу видеть его сильнее, чем копаться в себе. Сильнее, чем сопротивляться и искать пути отступлений. Слишком сильно хочу его видеть, чтобы отказывать себе в этом.
Отложив пакет с Мишаниными наггетсами, разворачиваюсь и смотрю на Чернышова через просторную родительскую кухню.
На нем джинсы, толстовка с капюшоном и короткий спортивный пуховик. Он зарос щетиной, которую обычно позволяет себе на выходных. Широкие плечи заслоняют проем, ноги в идеально сидящих джинсах обуты в кроссовки.
– Если не хочешь оставаться, не оставайся, – поднимаю глаза от его обуви.
– Хотел поздороваться с твоим отцом, поэтому не стал разуваться, – поясняет Руслан.
Смотрим друг на друга, пока в коридоре за его спиной эхом разлетается голос нашего сына.
На мне футболка и джинсы, но я не сомневалась в том, что увижу нашего мэра, поэтому позволила себе распечатать комплект очень нежного светло-бежевого белья, которое на мне смотрится, как вторая кожа.
– Чем занимались? – спрашиваю, глядя в его неподвижные голубые глаза.
– Выбирали тебе подарок, – сообщает он.
– Мило… – бормочу, стряхивая с футболки муку.
Мой день рождения через две недели.
В прошлом году он прислал мне цветы с курьером.
Пф-ф-ф…
Я их выбросила вместе с запиской. Там было написано “С днем рождения” и его автограф.
Меня вывело из себя то, что ему потребовался развод, чтобы помнить о моем дне рождения. Лучше бы об этом дне бывший муж и дальше забывал. Тогда мне было бы гораздо удобнее игнорировать его существование.
Он продолжает стоять в пороге, будто между нами невидимая стена, только она его рук дело, а не моих. Я не ставила никаких ультиматумов, в отличие от него.