Зажмурив глаза, терпит манипуляции врача. Воскресает на некоторое время, но энергия у него быстро заканчивается. Лежа на диване, он отказывается от еды, немного капризничает и смотрит мультики.
– Папа звонил? – трет он кулаком глаз, когда появляется на кухне после короткого сна, который все-таки сморил его днем.
– Нет еще, – смотрю на сына с нежностью.
Его мордашка настолько трогательно-печальная, когда возвращается в комнату, прихватив с собой маленький пакетик апельсинового сока, который я с утра “согревала” для него комнатной температурой.
У меня не было времени и особого желания известить о нашей болезни кого-то, кроме Чернышова и Маши, поэтому не жду никаких гостей, в том числе родителей или брата. С матерью после моего дня рождения мы вообще ни разу не созванивались.
Мне вдруг расхотелось быть для всех удобной.
До такой степени, что невидимая сила толкает к прямо противоположному берегу. Мне вдруг чертовски хочется побыть неблагодарной. С учетом того, что моя неблагодарность проявляется в любой мелочи, стараться мне не нужно.
С братом я тоже не созванивалась. По той же самой чертовой причине – меня достало быть для всех удобной. Если я ему нужна, он знает, где меня найти.
Все это влияние Чернышова.
Сглотнув шевельнувшийся в горле ком, я понимаю, что это он открыл для меня одну простую истину – совсем необязательно быть удобной, чтобы тебя любили, вполне достаточно быть просто самой собой.
Пока варю для Миши суп, гуляю по городским новостным пабликам и злюсь от бесконечных веток с комментариями, где люди, которые ровным счетом ни черта не знают о нашем мэре, позволяют себе строить в его адрес предположения. О его карьере, о его биографии, даже о его личной жизни.
Отшвырнув телефон на стол, я иду открывать дверь, потому что нашу с Мишей квартиру сотрясает писк дверного звонка.
Черт возьми, я ведь просила его не приходить, но когда упираюсь глазами в яркие голубые глаза напротив, просто радостно улыбаюсь.
Будто это мне пять лет, и я увидела Деда Мороза.
На нем серое пальто, белая рубашка и темно-синие джинсы. Он гладко выбрит, волосы немного растрепаны от ветра, а еще он просто пышет энергией, как взлетающий самолет, я и понимаю, что сдаваться в его планы сегодня не входит…
Мой живот заполняют мелкие мурашки.
Тело ноет от потребности почувствовать тело Чернышова в очень тесном контакте. По нашему мэру скучала не только моя голова, но и мое тело тоже.
– Привет, – он осматривает меня, начиная с лица и заканчивая большими вязаными носками на ногах.
– Тебе сюда нельзя… – напоминаю, прислонившись спиной к стене.
– Пять минут меня не прикончат.
Хочу протянуть руку и дотронуться до него, но через секунду в коридоре появляется Миша.
Его голова понуро опущена.
– Привет, пап, – семенит он к отцу, хмуря свои темные брови.
Руслан опускается на корточки, позволяя Мише ткнуться лбом в плечо.
– Мне опять сделали укол… – тот крутит маленькими пальцами пуговицу на его пальто.
– Болючий?
– Было чуть-чуть больно… что ты принес?
– Клубнику…
– Клубнику?
– Ага… хочешь?
– Да…
– Тогда забирай… – Руслан отдает ему бумажный пакет, который поставил на пол рядом с собой.
Это переключает внимание Миши.
Он несется на кухню, тряся своим гостинцем, а все внимание его отца переключается на меня.
Чернышов выпрямляется и упирается рукой в стену рядом с моей головой. От него пахнет лосьоном для бритья и немного туалетной водой. В волосах застряли мелкие капли дождя.
– Руслан… – упираюсь в его грудь ладонью. – Я тоже могу быть заразной…
– Пофиг… – бормочет.
– Стой… – успеваю пискнуть я.
Склонившись, он меня целует, в точности исполняя все мои не озвученные желания. Обнимает за талию рукой, прижимая к себе, делится со мной вкусом кофе, который скопился на его языке. В эти секунды, пока я отвечаю на его поцелуй, все мысли покидают мою голову и возвращаются, когда Руслан медленно отстраняется.
– Мишань! – кричит, глядя мне в глаза.
Подняв руки, щекочу пальцами его шею.
– А-а-а? – долетает до нас из кухни.
– Я пошел!
Расправляю воротничок его рубашки, хоть он и так идеально расправлен.
– Хорошего дня, – желаю нашему мэру.
Он уносит свою энергию с собой, как только переступает порог, но она пузырьками бродит по моей крови до самого вечера, а утро следующего дня я начинаю с того, что измеряю собственную температуру.
Мои опасения подтвердились.
Температура у меня не критическая, но тело ломит, а у Мишани начинается кашель.
Весь этот день Руслан проводит в области на открытии какой-то сельскохозяйственной выставки и заезжает к нам вечером, но я выгоняю его через минуту, с чем он хотя бы не спорит.
Через четыре дня у Миши нормализуется температура, а у меня наоборот.
– Твою мать… – смотрю на градусник, который показывает тридцать девять.
Я так и не позвонила матери, но сообщать ей о нашей болезни сейчас, с недельной задержкой, дерьмовая идея.