Протянув над столом руку, я убираю с ее бледной скулы выпавшую ресничку и спрашиваю:
– Хочешь еще чего-нибудь?
Она замирает от неожиданности и смотрит в мои глаза, не моргая.
Убираю руку, успев нежно коснуться маленького следа от своей щетины на ее подбородке.
– Нет, мне уже нужно ехать за твоим сыном… – напоминает, прикрыв на секунду глаза.
Ее губы похожи на два коралловых лепестка, но целовать ее на публике мне не хочется. Как и всегда, наша с ней личная жизнь – абсолютно частная территория.
Боря отвезет ее в детский сад, а потом доставит их домой. У нее занятия до вечера, а у меня тренировка в спортзале.
Неопределенность наших отношений больше меня не напрягает. Я никогда не плавал по течению, но сейчас внутри такой покой, что готов бездумно плыть куда угодно.
На улице солнечно.
Ищу во внутреннем кармане пальто солнечные очки и надеваю, прекращая в хвост и гриву щуриться.
Оля идет рядом, оставляя свое пальто расстегнутым. Под ним у нее платье до колен очень консервативного вида, а на ногах туфли с плоской подошвой, но вся эта строгость для меня не работает, потому что с собранными наверх волосами ее лицо, как всегда, теряет пятерку лет, становясь таким чертовски юным, что мне хочется ее сожрать.
Когда до моей служебной машины остается метров пять, убираю очки обратно в карман и ловлю Олин локоть. Тяну ее к себе под тихий писк:
– Руслан…
Повернувшись спиной к тротуару, обнимаю ее руками и полами своего пальто. Губами прижимаюсь к ее волосам, пока вокруг моей талии оборачиваются Олины руки. Она прижимается носом к моему галстуку и делает прерывистый вздох.
Я должен отпустить ее на ближайшие сутки. С каждым разом делать это становится все сложнее.
Это у нас взаимное, но у нас нет правил, а значит, нет рамок нормального и ненормального, правильного и неправильного. Мы сами решаем, что для нас правильно.
То, как ее тело прилегает к моему – это правильно. То, что оно расслабленное и податливое – тоже. Запах весны вокруг нас приятный бонус. Все это правильно. Правильнее некуда.
– Пустишь меня на ужин? – спрашиваю Олю. – Завтра вечером.
– Завтра день рождения у Евы, Мишиной любви, – прижимается щекой к моей груди. – Мы на него идем, так что я не успею приготовить ужин…
– Тогда на чай, – продолжаю напрашиваться.
– Да… – отвечает.
– Посмотри на меня… – бодаю ее щеку носом.
Оля поднимает голову.
Ее серые глаза кажутся мне прозрачными, а губы все такими же вкусными.
– Я уйду очень поздно, – предупреждаю.
В это предупреждение я вкладываю глубокий смысл и сопровождаю соответствующим взглядом, намекая на то, что собираюсь обожраться десертом на полную катушку.
– Учту… – кладет на мой галстук подбородок.
Обняв ладонями ее лицо, целую.
На минуту отключаю посторонние звуки, растворяясь в процессе. Глажу кончик ее языка своим. Опустив руки, сжимаю ее талию. Оля встает на носочки и говорит мне на ухо:
– Может, мы с Мишаней разрешим тебе остаться на ночь…
С этим она выпутывается из моих рук и легкой походкой направляется к машине.
Наблюдаю с чувством абсолютного пацанства и прохожусь ладонью по волосам, пока она садится в машину. Дождавшись, пока та тронется и вольется в поток других машин, ухожу по тротуару в противоположном направлении.
Глава 62
В своей жизни я всегда стремился к тому, чтобы собственное мнение составлять по любому предмету, а не опираться на чужое. Именно поэтому при вступлении в должность не тронул ни одного из своих замов. Даже, несмотря на то что у меня гора информации на каждого из четверых, я все равно хотел составить собственное мнение об этих людях, а на это требуется время.
Именно это решение приводит к тому, что начинаю свой день со скандала, который вышел на федеральный уровень, и центром этого скандала является один из моих заместителей.
Это женщина с впечатляющим послужным списком, но я переоценил ее умственные способности. На своем недавнем комитете она общалась с прессой и умудрилась наговорить в камеру такой херни, что петицию о ее увольнении подписало уже пять тысяч человек.
– Слушай, я три вопроса тебе задам и все, – рядом со мной по коридору мэрии идет самый яркий представитель городской прессы. – Только три вопроса! – тараторит Маргарита, следуя за мной по пятам. – Отснимем все за пятнадцать минут…
Ее каблуки стучат по полу, когда заходит вслед за мной в приемную.
Надя подскакивает на стуле, когда видит меня, но рот держит на замке, потому что уже общалась со мной сегодня утром по телефону и в курсе, что я бешеный.
– Марго, – лаю на ходу. – Мы опубликуем официальное заявление в печатном виде, я не собираюсь ничего записывать на камеру!
– Но от тебя все ждут заявлений, – парирует. – Весь город ждет именно твоих заявлений.
– Мне похеру, чего от меня ждут, – захожу в свой кабинет и двигаюсь к шкафу, чтобы повесить в него пальто.
– Сам подумай… – Марго наполняет мой кабинет запахом своих духов.
Прикрывает за нами дверь и опирается на переговорный стол, сложив на груди руки.