Сопроводитель

– Хоть и говнистый был человек, а помянуть надо. Нехорошо это – когда раньше времени умирать заставляют.

– Нехорошо, – согласился я и поднял свою стопку. Пить, откровенно говоря, не хотелось. И даже не в том дело, что Леонид Сергеевич не нравился мне, как человек. Просто я догадывался, чем может кончиться попойка, протекающая под разговор на тему чьей-то недавней смерти. Опять передо мной поплывут лица ушедших когда-то друзей – Бэка, Четыре Глаза… И если будет достаточно водки, то она, водка, начнет плакать, душа потребует чьего-то участия и, в конце концов, я проснусь сам не зная, где, и, вполне возможно, сам не зная, с кем. Но была альтернатива – пить мало или пить через раз, что, в принципе, одно и то же. У меня была еще одна немаловажная причина оставаться сегодня хотя бы относительно трезвым. Мне еще предстояло что-то делать с Игорьком и его друзьями, если я намеревался жить дальше в тишине и спокойствии, не боясь, что однажды появятся эти парни и предъявят счет.

Пипус выпил. Я тоже. Он взял с тарелки пучок зелени и закинул в рот. Я тоже. Прожевав и проглотив, он спросил:

– Кто это сделал?

– Я видел только труп, – я развел руками. – Мертвые неразговорчивы, этот – не исключение. Не знаю.

– А он мне был нужен, – угрюмо пробормотал Пипус. Официант уже ушел, и ему пришлось самому обслужить себя и меня. – Очень нужен.

– Скушай пельмешек, – попросил я.

– Зачем? – он с подозрением уставился на меня, ожидая какой-нибудь хохмы. И я не подкачал:

– Потому что это слегка успокоит тебе нервы, а то я хочу сказать тебе еще одну вонючую неприятность. Игорь играет за другую команду. Это он после твоего отказа начал снабжать Коновалова топливом. А потом подумал и решил, что и весь твой бизнес – аккурат его размерчик. Так что Сутягин – тоже его работа. Не лично, ты же понимаешь… Но сценарий писался им.

Пипус окаменел, но не больше, чем на минуту. Когда она истекла, он замахнул в себя водку и недовольно буркнул:

– Я еще не съел пельмешек, а ты меня уже добиваешь, – однако тарелку к себе придвинул и принялся уплетать, указав одновременно на вторую такую же – мол, не отставай. И я не отстал, поскольку тоже еще не обедал.

Ел и думал, что реакция Соломона на последнюю реплику совсем не такая, какой можно было ожидать. Он даже не стал глотать валидол или, на худой конец, воздух ртом. Он просто выпил водки и стал пожирать пельмени. Странная какая-то реакция, положа руку на сердце.

Отодвинув от себя опустевшую тарелку, я спросил, стараясь развеять недоумение в собственной голове:

– Ты не очень удивлен, Соломон, да?

– Таки нет, – он покачал головой и тоже отодвинул от себя пустую тарелку. – Не удивлен. Я чего-то подобного ожидал. Нужно быть либо идиотом, каких не бывает, либо врагом народа, чтобы отправить моего Леню куда-то к черту на кулички в такой момент. Водолазов, натурально, не идиот. Иначе бы он не стал тем, кто он есть. Поэтому я предполагал, что он, может быть, враг, – поковыряв зубочисткой в зубах, он налил себе еще, попытался налить и мне, но, увидев, что у меня полная, удивленно спросил: – Ты чего ждешь?

– Я через одну, – объяснил я. – У меня сегодня еще дела. Много дел.

– Ну, как хочешь. Бери пюре, – сказал он и выпил, и на этот раз я последовал его примеру. Пипус, хоть и был евреем до мозга костей, но – русским евреем. Водку пил, как абориген. Закусив, посмотрел на меня и спросил: – А ты, Мойша, совершенно уверен в своих словах?

– Конечно, – отозвался я. Глупо было сомневаться в том, о чем мне рассказал человек-рояль, правда? Уж ему-то точно от такой выдумки никакой выгоды не было.

– Да-а, – протянул Пипус. – Вот сволочь. Значит, ему бизнеса моего захотелось… Тебе-то нет резона врать мне, точно? – Я пожал плечами. В принципе, это было оскорбление, но он сейчас находился на взводе, а потому подобные промашки с его стороны в расчет можно было и не брать. – И что теперь, Мойша? Я остаюсь совсем один, как Моисей перед Господом Богом. Ты свое расследование завершил, гешефт поимел, уходишь на покой. Водолаз с Коноваловым в одной упряжке. Вот, значит, как эта воздушная сука тогда выкрутилась… Значит, теперь к Водолазу липнет. Думает, что там сила. Ну, что? В принципе, он, наверное, прав. И понять его можно. Это мы с тобой, Мойша, под богом ходим, и, случись что, еще побарахтаемся. А Пилот – он под государством сидит, да. И придет день, когда государство его пошлет… На покой. А тут барахтайся, не барахтайся – от покоя не отвертишься. Вот он и придумал себе запасной аэродром. Под крылышко к Водолазу. По-моему, все логично, а, Мойша? Старый Пипус еще умеет сложить один и один?

Теперь уже я протянул руку, взял бутылку, налил себе, ему, выпил. Зажевал зеленью и, совершенно по-босяцки вытерев рукавом рот, медленно проговорил: