Сор из избы

— Лодыри! — шумел на совещаниях Глыбовский, подняв с мест всегда одних и тех же и заставляя краснеть. Сохраняли цвет лица представители генподрядного треста. Не все знали, что Глыбовский сидит на двух стульях, в генподрядном тресте он — зам. управляющего, там его законный кабинет, пустует до конца строительства моторного. А управляющий — его прямой начальник, хотя и сидит на оперативках по правую руку Глыбовского тихо, мирно, не одергивает и не поправляет. Ждет. После совещания идет в кабинет Глыбовского, тут все и решается. Посторонних нет, элита.

Пал Палыч в элиту не попал, но знал приблизительно, о чем там говорится, догадывался. Поэтому давно перестал шуметь на оперативке, как другие, горячиться и стучать по столу.

— Ха-ха, — шептал он с усмешкой таким же как он, — зарплату-то Глыбовский где получает?

Моторный цех раскинулся на ста гектарах и строили его пятьдесят организаций. Упряжка! Глыбовский рад бы на всех надеть узду и держать вожжи крепко. Но только не Пал Палыча. Приказы Глыбовского он принимал к сведению. Не больше. И не мог себя заставить поверить до конца, что на моторном свет клином сошелся. Старается Глыбовский для победного рапорта. Кураторы тоже занимали очередь у кассы в генподрядном тресте и получали премии. Для этого от них не так уж много требовалось, обеспечить успех бригаде Куделенского — выделить фронт поболе, обеспечить с лихвой, за счет других, материалами, обрекая пришлые бригады на вечное отставание. Премии кураторам набегали не за конечный результат, а за рекорды элиты — бетонщиков, каменщиков, отделочников треста.

Знали о том многие и время от времени пытались покуситься на пирог Глыбовского. Обращались к заказчикам — руководству завода. Но заводчане сердились, не желая вникать:

— Причем тут Глыбовский, премии и ваши склоки! Цех пускайте… После разберемся.

После никто разбираться не станет. Пал Палыч это знал. Его люди были обречены и поневоле выглядели заморышами в сравнении с бетонщиками Куделенского, робко жались, не помышляя о рекордах, а мечтая о том, что придет час, люди опомнятся и поймут, что цех сепарации и газоочистки — не хвост стройки, а голова!

Пал Палыч подталкивал Галкина в спину, навстречу Глыбовскому, подсказывая шепотом: «Отдайте наших людей! Нам нужен цех сепарации! Свалки больше нет, некуда девать отходы…»

Галкин ни в чем не успел провиниться перед Глыбовским, и хотя дело шло к тому, не пугался.

— Отдайте наших людей, товарищ начальник! — твердо сказал он, не вдаваясь в подробности, заставив кураторов вздрогнуть. Глыбовский славился умением наводить дисциплину и осаживать непокорных. — Они будут работать на цехе сепарации!

Цеха переработки шлаков в титульном списке не значилось. То был не пусковой объект, и требовать на его строительство людей мог только человек несведущий. Дилетантов Глыбовский не переносил.

— Кто этот парень, откуда? — Глыбовский сдвинул богатые брови, ожидая отчета от Пал Палыча, Галкина он игнорировал. Пал Палычу пришлось выступить вперед. Вышел он неохотно, зябко поеживаясь. Кураторы тоже слушали, вытянув шеи.

Глыбовский неприязненно глянул на Галкина. Вид у него стал такой, будто Галкин от имени завода предложил ему свернуть стройку.

— Вы отдаете себе отчет? Каждая пара рук сейчас — на вес золота!

Выражения были крепкие, способные хоть кого убедить. Глыбовский был вне себя от раздражения. Его словно бы публично заподозрили в неумении руководить:

— Значит, вы считаете, Пал Палыч, что ваши люди сидят без дела?

Он поглядел на кураторов, приглашая их в свидетели. Те достали планы, графики, наряды на производство работ. Искали, чем заняты на данный момент люди Пал Палыча. Получалось, что доверена им главная работа — бетонирование фундаментов под машины, то есть там, где трудится комплексная бригада Куделенского, а ей второстепенную работу никогда не дают, только на острие атаки, на злобе дня.

Глыбовский улыбнулся и поглядел на Галкина. Дескать, нелепо думать, что кто-то из строителей согласится уйти от живого дела черт знает куда, к копеечному. Нет, не захотят люди идти от начальника Глыбовского к «манной каше» в лице Пал Палыча. Нет у него за душой ничего и не будет: ни материалов, ни техники, ни средств.