— Сейчас, — сказал Пал Палыч, — времени мало. Надо спешить. За пару недель наладить сепарацию и пустить в дело!
Люди молчали, озадаченные.
— Случилось что-нибудь? — тревожно спросил Махиня.
— Беда, Иван, — сказал Пал Палыч, — шлак некуда девать, хоть останавливай литейку…
— Это уж точно… Подперло… За горло берут, — кивнул Махиня, и видно было, что для него лично вовсе не беда, что он ждал нечто подобное и даже рад, что дождался.
Бригада загалдела, осуждая кого-то за былую раскачку, равнодушие, за нынешнюю спешку, и можно было понять, что две недели — не срок, скоро ничего не делается там, где десяти лет не хватило…
Тот, кто отдает приказы, поди, свихнулся, а коли такой умный, так пускай сам попробует. С малой силой и из ничего. Бетон с арматурой везут Куделенскому, у них люди помоложе, да посвежей. Начальство за них горой. На руках носят. В газетах пишут, кино снимают. Небось, материал в последнюю очередь, за каждым гвоздем набегаешься… Не пойдем. Тут останемся… Хоть крохи, а перепадают от Куделенского, он мужик справедливый, если рассудить, не для себя старается.
Пал Палыч выжидающе глядел на бригадира, за ним последнее слово. То были преданные делу очистки люди, и Пал Палыч надеялся. Но бригаду, видимо, смущала молодость Галкина. «На чужом горбу в рай хочет парень?» Неудивительно, если новичок сразу возмечтал о рекордах. Подай-выложь ему сепарацию к завтрему?
Махиня поглядывал на Галкина так, словно бы собирался отослать его к соседям, да не имел такой власти, чтобы распоряжаться в присутствии Пал Палыча. Ясно было, что случилось нечто непредвиденное…
— А матерьялы будут? Или за каждой доской кланяться в ножки придется? — спросил бригадир. — Там много чего потребуется! Цемент, трубы, доски…
Ответ он знал наперед, глядел с усмешкой. Дескать, приняли вы хвост стройки за голову, надеетесь отличиться, а заработаете синяки да шишки.
— Все будет, — буднично сказал Пал Палыч, как о решенном, — сегодня же…
— А эмаль, двери, рамы? — подначивала бригада.
Пал Палыч не успевал кивать. «Все, все, я же сказал!» Его бодрячество и обещания все же казались наигранными.
— А люди? — пытливо спросил о главном Махиня. Бригада умолкла, ждала настороженно и ревниво. — Людей дадите в помощь? Матерьялы сами по себе на место не лягут, руки требуются, много рук…
— Сколько? — с готовностью спросил Пал Палыч и достал блокнотик, сверяясь с записями.
— Не знаю, — честно признался Махиня, — трудно сразу… Вы инженер, вам видней! Нас десять, добавить бы с половину…
— Видней, — кивнул Пал Палыч, — сегодня — сто человек, завтра обещали двести. Рабочие с цехов, все могут: заварить, клепать, прикрутить, собрать. Технари почище нас с вами. Устраивает?
Собрались мигом. Увязали харч, подхватили топоры и пилы, присели на дорогу и вышли, не оглядываясь и не сожалея. Опостылела неустроенность, шаткое положение на третьих ролях. Сегодня их день, и завтра, надо их прожить достойно. Держись, Куделенский! Поглядим еще, за кем верх.
Они шли тесной толпой, окружив Пал Палыча и опекая Галкина. Чем дальше уходили от моторного, тем более убеждались, что Галкин свой человек, все понимает верно. Видать, креслом не дорожит, а дорожит делом, кресло ему, по словам Пал Палыча, легко досталось. Их поразило, что именно свалке Галкин обязан своим возвышением, можно сказать, на метле он объехал многих конторских, которые обзавелись связями и всегда при начальстве. И кто знает, быть может, ему и дальше надо держаться этой линии…
Настроение поднялось, они ускоряли шаг, сами того не замечая, и заставляя Пал Палыча перейти на трусцу. Пример с Галкиным льстил их неизбалованному самолюбию и сулил крутые перемены в деле очистки среды и культуры производства, в которых они были спецами, быть может, такими же одержимыми, как Куделенский в суперфундаментах.
— Далеко еще? — спрашивал, запыхавшись, Галкин. — В паровозы я не гожусь…
— Близко! — радостно подсказали строители. — Гляди, эвон, в седловине…
Цех сепарации и переработки шлаков напоминал больного, раздевшегося для осмотра. Он проглядывался насквозь, можно было пересчитать ребра и позвонки, кое-где искривившиеся, пощупать печенку, а в ясный солнечный день проступала вся паутина склеротичных трубопроводов и электрокабелей, которые связывали части цеха в целое, хотя и не несли ему жизнь. Цеху не доставало костюма. Больного вроде бы осмотрели, а он стоял голый, под дождем и ветром.
— Стены?! — догадался Галкин. — Куда подевались стены?