Соратники Гитлера. Дёниц. Гальдер.

В эти дни Дёниц мог бы отметить только еще один успех в отношении себя и немцев вообще. Ему удалось заставить Гитлера отказаться от его очередного безрассудства, когда тому пришло в голову расторгнуть Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными, чтобы иметь возможность учинить кровавую расправу над так называемыми «летчиками-террористами» — союзническими экипажами бомбардировщиков и истребителей. Теперь Борман потребовал, чтобы Дёниц действовал «молниеносно» и «со стальной твердостью» в отношении «предателей». О боевом использовании морских частей и береговой охраны военно-морских сил против СС и полиции нечего было и думать всерьез. Дёниц решил во второй половине дня разыскать Гиммлера в Любеке, чтобы обсудить вместе с ним предъявленные Борманом обвинения. Встреча состоялась в 15 часов 30 минут в полицейской казарме этого ганзейского города. В то же время гамбургский наместник и гауляйтер Кауфман приложил все усилия, чтобы удержать стремительно наступающие британские войска к Эльбе (и не допустить их встречи с советскими войсками). Отстоять Гамбург и не дать противнику форсировать Эльбу было важно еще и потому, что продолжалась спасательная акция на море. Также канал Эльба — Траве, с точки зрения Дёница, имел значение для вывода морского транспорта. Кроме того, он полагал, что следует избегать любого вида самовольной частичной капитуляции. Кауфман вообразил, что гросс-адмирал хотел превратить Гамбург во второй «Сталинград» на Эльбе. Категоричный запрет Дёница был воспринят им как нечто несоответствующее моменту.

На переговорах в Любеке Гиммлер отрицал все, в чем его обвиняли, — вопреки правде. На самом деле он пытался с помощью представителя шведского Красного креста, графа Фольке Бернадота, вступить в контакты с западными державами, безрассудно полагая, что они только и ждут, как бы заполучить его, высшего руководителя СС, в союзники в борьбе против большевизма.

Когда Дёниц вернулся в Плён, ему доложили о принятой в 18 часов 35 минут радиограмме от рейхсляйтера Бормана. В этой радиограмме сообщалось о том, что Гитлер назначил гросс-адмирала своим преемником вместо Геринга. Письменный приказ о полномочиях находился в пути. Далее указывалось, что Дёниц должен предпринять все возможные меры, которые могут быть продиктованы «настоящим положением». Министр вооружения Шпеер, который был смещен, подобно целому ряду других министров в Северной области, стал свидетелем того, как Дёниц получил радиограмму, и поздравил его. Позже Дёниц откровенно признался, что у него камень с души свалился, когда он принял это известие. Теперь он может действовать. Каково было реальное положение дел в Берлине, никто в Плёне не знал. В радиограмме не было ни слова о том. жив ли еще Гитлер, было упомянуто только существование завещания.

В 21 час у Дёница состоялся разговор с начальником штаба контр-адмиралом Годтом, который много лет пользовался его доверием. Дёниц недвусмысленно заявил, что нужно заканчивать войну, о войне до последнего человека не может быть и речи, «героическими битвами» сыты по горло. Но для человека его склада та форма, в которой осуществилась бы сдача оружия, имела очень большое значение. Именно теперь повернуться спиной к фюреру, которому он служил, было бы и недостойно, и сомнительно. Армии, которая еще ведет кое-где тяжелые бои, также нельзя сказать открыто, что готовится капитуляция, иначе все развалится. Было решено провести еще одну акцию изъявления верности Гитлеру. Никто еще не знал, что уже во второй половине этого дня, 30 апреля, он ушел из жизни. Для этой цели начальником отдела разведки военно-морского флота капитаном первого ранга фон Давидзоном был подготовлен проект очень делового и здравого выступления; рейхсминистр Шпеер высказал что-то несколько экзальтированно, а Дёниц придерживался ставшего привычным патетического тона, принятого в ставке Гитлера. Этот текст был передан в 01.22 в ночь на 1 мая в бункер фюрера в умирающем Берлине. Между тем Дёниц через своего адъютанта капитана третьего ранга Людде-Нейрата пригласил Гиммлера ввиду создавшегося нового положения в Плён. Гиммлер отнесся к этому с недоверием и не хотел ехать; понадобился личный звонок Дёница, чтобы добиться его приезда в Плён. Дёниц принял его один, без свидетелей, однако ради осторожности положил на свой письменный стол под листок бумаги заряженный пистолет. После сообщения на словах он положил перед Гиммлером радиограмму Бормана. Гиммлер побледнел, поднялся с места и, отвесив поклон, сказал: «Позвольте мне быть в вашем государстве вторым человеком». Однако это не соответствовало намерениям гросс-адмирала. Рейсхфюрер СС уехал, все еще питая иллюзию, что он добьется своего и станет «стабилизирующим фактором», символом порядка в рейхе и в глазах западных держав.