Соратники Иегу

— А если бы вы могли содействовать успеху этого дела, вы бы согласились помочь нам?

— Я готов посвятить этому жизнь!

— Ролан мне сказал, что вы в родстве с лордом Гранвиллом?

— Я его племянник.

— Вы с ним в добрых отношениях?

— Он очень любил свою старшую сестру, мою покойную мать.

— Он питает к вам те же родственные чувства, что и к вашей матери?

— Да, но думаю, что он бережет их для того момента, когда я вернусь в Англию.

— Вы согласились бы вручить ему письмо от меня?

— Кому оно адресовано?

— Королю Георгу Третьему.

— Такое поручение — большая честь для меня.

— Вы возьметесь передать вашему дяде то, чего нельзя написать в письме?

— Слово в слово: каждая фраза генерала Бонапарта — достояние истории.

— Тогда скажите ему… — Тут первый консул обратился к секретарю: — Бурьенн, достаньте последнее послание русского императора.

Раскрыв папку, Бурьенн вынул письмо и подал Бонапарту.

Бросив взгляд на письмо, первый консул протянул его лорду Тенли.

— Скажите ему сначала и прежде всего другого, что вы прочли это послание, — добавил Бонапарт.

Сэр Джон с поклоном взял письмо и прочел:

«Гражданин первый консул!

Вы возвратили мне вооруженными и в новом обмундировании по форме их частей девять тысяч русских солдат, взятых в плен в Голландии, и Вы прислали их мне без выкупа, без обмена пленными, без каких-либо условий.

Это поистине рыцарский поступок, а я имею честь считать себя рыцарем.

Полагаю, что лучшее, чем я могу отплатить Вам, гражданин первый консул, за сей великолепный подарок, — это предложить свою дружбу.

Угодно ли Вам принять сей дар?

В залог нашей дружбы я возвращаю паспорта лорду Уитворту, английскому послу в Санкт-Петербурге.

Помимо того, если Вы согласитесь стать — не говорю, моим секундантом, но моим свидетелем, я вызываю на дуэль, один на один, всех монархов, каковые не пожелают вступить в борьбу против Англии и не закроют ей доступ в свои морские порты.

Я начинаю с ближайшего соседа, короля Дании, и Вы сами можете прочесть в «Придворных ведомостях» письменный вызов, который я ему посылаю.

Что мне еще остается добавить?

Ничего.

Кроме того, что мы двое, объединившись, можем повелевать всем миром.

Остаюсь Вашим почитателем и искренним другом.

Павел».

Обернувшись к первому консулу, лорд Тенли спросил:

— Известно ли вам, что русский император сумасшедший?

— Вас навело на эту мысль письмо, милорд? — спросил Бонапарт.

— Нет, но оно подтверждает мое мнение.

— Что же, Генрих Шестой Ланкастер унаследовал от помешанного корону Людовика Святого, и на британском гербе до сих пор красуются французские лилии, — пока я еще не соскоблил их своей шпагой.

Сэр Джон усмехнулся: его национальную гордость задели дерзкие притязания победителя битвы у пирамид.

— Впрочем, — продолжал Бонапарт, — сейчас еще рано говорить об этом: всему свое время.

— Да, — процедил сквозь зубы сэр Джон, — морской бой при Абукире произошел не так давно.

— О, я разобью вас не на море, — живо возразил Бонапарт. — Мне понадобилось бы лет пятьдесят, чтобы обратить Францию в морскую державу. Я одержу победу вот здесь…

И он указал рукой на восток.

— В настоящее время, повторяю вам, дело идет не о войне, а о мире: мне необходим мир, дабы осуществить свои замыслы, и прежде всего мир с Англией. Как видите, я играю в открытую, я достаточно силен, чтобы говорить откровенно. Если когда-либо дипломат скажет правду, это будет самый искусный дипломат в мире, ибо никто ему не поверит и он беспрепятственно достигнет своей цели.

— Значит, я должен передать моему дяде, что вы хотите мира?

— Разъяснив при этом, что я не боюсь войны. То, чего я не добьюсь от короля Георга, я, как видите, могу получить от императора Павла. Однако Россия еще не достигла той степени цивилизации, чтобы я желал иметь ее союзницей.

— Послушное орудие порою бывает полезнее, чем союзник.