— Верно, но вы сами сказали, что император сумасшедший, а помешанных, милорд, лучше разоружать, чем вооружать. Я убежден, что такие великие нации, как Франция и Англия, должны быть либо неразлучными друзьями, либо непримиримыми врагами. В дружбе они, как два полюса, будут сохранять равновесие земного шара; во вражде одна держава должна уничтожить другую и стать осью земли.
— А если лорд Гранвилл, не подвергая сомнению ваш военный гений, усомнится в вашем могуществе? Если он убежден, подобно нашему поэту Кольриджу, что грозно рокочущий океан охраняет наш остров и ограждает его неприступной стеной, как тогда поступить?
— Разверните нам карту земного шара, Бурьенн, — приказал Бонапарт.
Секретарь разостлал карту.
— Видите эти две реки? — спросил первый консул, подойдя к столу.
И он показал сэру Джону Волгу и Дунай.
— Вот дорога в Индию! — сказал он.
— Я полагал, что дорога в Индию лежит через Египет, генерал, — заметил лорд Тенли.
— Я тоже так думал прежде, или, вернее, я выбрал этот путь за неимением другого. Теперь же русский царь открывает мне новый путь. Пускай ваше правительство не вынуждает меня вступить на него! Вы видите карту?
— Да, гражданин, я смотрю внимательно.
— Итак, если Англия заставит меня начать войну и мне придется взять в союзники преемника Екатерины, вот что я сделаю: я погружу на суда сорок тысяч русских солдат, пущу их вниз по Волге до Астрахани. Они переплывут Каспийское море и станут лагерем в Астрабаде в ожидании моего прихода.
Сэр Джон, внимательно слушая, нагнулся над картой. Бонапарт продолжал:
— На Дунае я посажу на корабли сорок тысяч французских солдат…
— Прошу прощения, гражданин первый консул, но ведь Дунай принадлежит Австрии.
— К тому времени я возьму Вену.
Сэр Джон с изумлением взглянул на Бонапарта.
— К тому времени я возьму Вену, — повторил тот. — Итак, по Дунаю спустятся на судах сорок тысяч французских солдат; в устье реки их встретит русская флотилия и переправит в Таганрог. Оттуда я поведу их сухим путем вверх по течению Дона до Пратизбянской и дальше до Царицына. Они поплывут вниз по Волге на тех же судах, что доставили сорок тысяч русских в Астрабад. Через две недели у меня будет восемьдесят тысяч солдат в Западной Персии. Из Астрабада оба войска, соединившись, отправятся на Инд. Персия, исконный враг Англии, естественно, станет нашей союзницей.
— Это так, но, достигнув Пенджаба, вы уже далеко отойдете от союзной Персии, а восьмидесятитысячной армии совсем не легко тащить за собой обозы с провиантом.
— Вы забываете, — возразил Бонапарт с такой уверенностью, будто поход уже начался, — вы забываете, что я оставил своих банкиров в Тегеране и в Кабуле. Ну-ка, вспомните, что случилось девять лет назад во время похода лорда Корнуоллиса, сражавшегося против Типпу Сахиба: у командующего не хватило припасов, и тогда какой-то простой капитан… не помню, как его звали…
— Капитан Малькольм, — подсказал лорд Тенли.
— Вот именно! — воскликнул Бонапарт. — Я вижу, вы хорошо осведомлены. Капитан Малькольм вступил в переговоры с племенем бринджари, индийских цыган, которые кочуют по всему Индостану и торгуют зерном. Эти цыгане служат верой и правдой тем, кто им хорошо платит: они-то и снабдят мою армию провиантом.
— Но придется переправиться через Инд.
— Ну что же? — отвечал Бонапарт. — Фронт у меня растянут на шестьдесят льё между Дераисмаилханом и Аттоком. Я знаю Инд не хуже, чем Сену. Эта река течет медленно, по одному льё в час; ее средняя глубина в этом месте от двенадцати до пятнадцати футов, и на линии фронта можно чуть ли не в десяти местах переправиться вброд.
— Значит, вы уже составили план наступления? — с усмешкой спросил сэр Джон.
— Да, я разверну наступление в плодородной, обильно орошаемой местности, обойду стороной песчаные пустыни, отделяющие низовья Инда от Раджпутана. Именно с этого плацдарма успешно вторгались в Индию все завоеватели, начиная с Махмуда-Газни в тысячном году и кончая Надир-шахом в тысяча семьсот тридцать девятом. А сколько армий за это время прошли тем же путем, на который я собираюсь вступить? Давайте считать! После Махмуда-Газни совершил вторжение Магомет-Гури в тысяча сто восемьдесят четвертом году с войском в сто двадцать тысяч человек; после Магомета-Гури — Тимурленг, или Тимур Хромец, которого мы называем Тамерланом, — с войском в шестьдесят тысяч человек; после Тимурленга — Бабур, после Бабура — Хумаюн. Да что говорить! Индия покорится любому, кто захочет или сумеет ее завоевать.
— Вы забываете, гражданин первый консул, что все завоеватели, которых вы назвали, имели дело лишь с туземными племенами, тогда как вам придется иметь дело с англичанами. У нас в Индии…
— От двадцати до двадцати двух тысяч солдат.
— И вдобавок сто тысяч сипаев.