Соратники Иегу

Весьма живописную картину представлял собой этот подземный лагерь, где горело множество свечей (Соратники Иегу, как подлинные аристократы, не признавали никакого другого освещения). Отражая огни свечей, сверкали всевозможные трофеи, в большинстве двуствольные ружья и пистолеты; по стенам были развешаны рапиры и фехтовальные маски, кое-где виднелись музыкальные инструменты; два зеркала в позолоченных рамах свидетельствовали, что странные обитатели этого подземного жилища заботились и о своем туалете.

Все они казались безмятежно-спокойными, как будто не знали или не придавали никакого значения новости, которая вырвала Моргана из объятий Амели. Между тем, когда трое молодых людей приблизились к ним, послышались возгласы: «Предводитель! Предводитель!» — и все как один поднялись и приветствовали Мортана не с рабской покорностью солдат, встречающих своего командира, а с теплой почтительностью, какую питают умные и сильные люди к тому, кто сильнее и умнее их.

Морган приветливо кивнул, выпрямился и, опередив Монбара, встал среди окружавших его соратников. — Ну что, друзья, — спросил он, — кажется, у нас новости?

— Да, предводитель, — раздался голос, — говорят, что полиция первого консула удостоила нас своим вниманием.

— Где же гонец? — продолжал Морган.

— Я здесь! — отозвался молодой человек в форме правительственного курьера, весь в пыли и в забрызганных грязью сапогах.

— Что, у вас депеши?

— Нет, устное донесение.

— Откуда?

— Из личного кабинета министра.

— Значит, новости, достойные доверия?

— Ручаюсь. Это вполне официальные сведения.

— Хорошо иметь повсюду друзей, — как бы про себя заметил Монбар.

— Особенно среди приближенных господина Фуше, — подхватил Морган. — Посмотрим, что это за новости.

— Сказать ли мне вслух или вам одному?

— Я полагаю, они интересуют всех нас, поэтому скажите во всеуслышание.

— Так вот, первый консул затребовал гражданина Фуше к себе в Люксембургский дворец и сделал ему выговор из-за нас.

— Так! Дальше?

— Гражданин Фуше ответил, что мы поразительно ловкие прохвосты и нас очень трудно выследить, а еще труднее схватить, когда нас настигнут. Короче говоря, он превознес нас до небес.

— Это очень любезно с его стороны. Что еще?

— Первый консул объявил, что ему нет дела до всего «того, что мы попросту разбойники, своими грабежами -поддерживающие войну в Вандее, и, когда мы перестанем -пересылать туда деньги, шуанам придет конец.

— Что ж, в этом есть своя логика.

— Он добавил, что Запад следует разить на Юге и на -востоке…

— Как Англию — в Индии.

— И заявил, что предоставляет гражданину Фуше полную свободу действий, готов истратить миллион и уложить пятьсот человек, лишь бы ему заполучить наши головы!

— Ну что ж, Бонапарт знает, у кого их требовать, вопрос лишь в том, согласны ли мы отдать!

— Гражданин Фуше вернулся домой в бешенстве и заявил, что не позже как через неделю во Франции не останется ни одного соратника Иегу!

— Срок невелик!

— В тот же день были отправлены курьеры в Лион, в Макон, в Лон-ле-Сонье, в Безансон и в Женеву: они развезли приказы начальникам гарнизонов сделать все от них зависящее, чтобы покончить с нами. Между прочим, им было велено беспрекословно повиноваться господину Ролану де Монтревелю, адъютанту первого консула, и предоставить в полное его распоряжение столько солдат, сколько бы он ни потребовал.

— Могу к этому добавить, — заявил Морган, — что господин Ролан де Монтревель уже приступил к делу: вчера в буркской тюрьме он совещался с жандармским капитаном.

— А известно, о чем шла речь? — спросил один из присутствующих.

— Черт возьми, о том, чтобы оставить для нас свободные камеры.

— Что же, ты и теперь будешь его охранять? — спросил д'Асса.

— Теперь особенно!

— Ну это уж чересчур! — раздался голос.

— А почему? — властно бросил Морган. — Разве я не имею на то права как рядовой соратник?

— Разумеется, имеешь, — послышались голоса.

— Ну так я воспользуюсь им и как рядовой соратник, и как ваш предводитель.

— А что, если в схватке его заденет шальная пуля?.. — спросил кто-то.

— Тогда я уже не настаиваю на своем праве, не отдаю приказания, а обращаюсь к вам с просьбой. Друзья мои, поклянитесь мне своей честью, что жизнь Ролана де Монтревеля будет для вас священна!

Все присутствующие ответили в один голос:

— Клянемся честью!

— Теперь, — продолжал Морган, — мы должны трезво обсудить создавшееся положение; не будем обманывать себя иллюзиями. Если толковая полиция начнет нас преследовать и объявит нам настоящую войну, мы не сможем дать надлежащий отпор. Мы будем увертываться и петлять, как лисица, станем яростно бросаться на врага, как затравленный кабан, но наше сопротивление рано или поздно будет сломлено — вот и все. Таково мое мнение.

Морган спрашивал взглядом своих соратников, и все с ним согласились; с улыбкой на устах они признали, что их гибель неотвратима.

Они жили в такую удивительную эпоху, когда люди бесстрашно встречали смерть и без тени сожаления предавали смерти других.

— А теперь, — спросил Монбар, — тебе больше нечего добавить?