Соратники Иегу

— Есть, — ответил Морган, — я должен вам сказать, что нам ничего не стоит раздобыть лошадей или уйти отсюда пешком: все мы охотники и в некотором роде горцы. Верхом мы за шесть часов выберемся из пределов Франции, пешком — за двенадцать. Перейдя границу Швейцарии, мы посмеемся над гражданином Фуше и всей его полицией, — вот что я хотел вам сообщить.

— Большое удовольствие посмеяться над гражданином Фуше, — заметил д'Асса, — но очень грустно покидать Францию.

— Поэтому я не буду ставить на голосование этот крайний выход, пока мы не выслушаем посланца Кадудаля.

— В самом деле, — раздалось два-три голоса, — где же бретонец?

— Он спал, когда я уходил, — заметил Монбар.

— Он все еще не проснулся, — и кто-то указал пальцем на мужчину, спавшего на соломенном ложе в уголке пещеры.

Бретонца разбудили. Он встал на колени и принялся одной рукой протирать глаза, другой по привычке нащупывая карабин.

— Вы среди друзей, — заметил кто-то, — нечего бояться.

— Бояться! — возмутился бретонец. — Кому это взбрело в голову, что я могу испугаться?

— Должно быть, тому, кто вас не знает, любезный Золотая Ветвь, — поспешил загладить неловкость Морган (он сразу узнал посланца Кадудаля, явившегося в Сейонский монастырь в ту ночь, когда он сам прибыл туда из Авиньона), — и я от имени этого человека приношу извинения.

Золотая Ветвь оглядел группу молодых людей, перед которыми он стоял, и выражение его лица показывало, что ему не по вкусу подобные шутки; но, убедившись, что никто не хотел его высмеять и что в улыбках нет ничего оскорбительного, спросил уже благодушным тоном:

— Кто из вас, господа, здесь главный? Мне надобно передать ему письмо моего генерала.

Морган выступил вперед:

— Это я, — сказал он.

— А как ваше имя?

— У меня их два.

— Ваша боевая кличка?

— Морган.

— Да, это о вас говорил мне генерал. Вдобавок я признал вас: в тот вечер, как я заявился к монахам, вы мне вручили мешок, где было шестьдесят тысяч франков. Так у меня к вам письмо.

— Давай!

Крестьянин снял шапку, оторвал подкладку и извлек из-под нее листок бумаги, на котором, казалось, ничего не было написано. Отдав честь по-военному, он протянул листок Моргану.

Тот повертел его в руках и, не обнаружив на нем ни строчки, потребовал:

— Свечу!

Принесли свечу. Морган подержал листок над огнем.

Мало-помалу на бумаге под воздействием тепла начали проступать буквы, и можно было разобрать почерк Кадудаля.

Эта хитрость была знакома молодым людям, только бретонец с удивлением воззрился на листок.

Возможно, наивный крестьянин вообразил, что тут не обошлось без колдовства, но раз уж дьявол стал помогать роялистам, шуан был не прочь вступить в сделку и с самим дьяволом.

— Господа, — спросил Морган, — хотите узнать, что пишет нам генерал? Все кивнули головой. Предводитель прочитал:

«Любезный Морган!

Если Вам скажут, будто я изменил правому делу и договорился с правительством первого консула по примеру предводителей вандейцев, то не верьте ни слову! Я из той части Бретани, где говорят по-бретонски, и упрям, как все бретонцы! Первый консул послал ко мне одного из своих адъютантов; он предлагает моим бойцам полную амнистию, а мне — чин полковника. Я даже не стал советоваться с моими молодцами и отказался от их имени и от своего.

Теперь все зависит от Вас. Поскольку мы не получаем от принцев ни денег, ни поддержки, Вы остаетесь единственным нашим казначеем. Закройте для нас свою кассу, или, вернее, перестаньте черпать для нас из государственной казны, и роялистское движение, чье сердце сейчас бьется только в Бретани, мало-помалу станет слабеть и под конец окончательно заглохнет.

Нечего и говорить, что, когда оно замрет, мое сердце также перестанет биться.

Мы с Вами взяли на себя крайне опасную миссию, и, по всей вероятности, нам не сохранить головы, но, согласитесь, будет отрадно услышать, если только умершие на том свете что-нибудь слышат: «Все потеряли надежду, они одни не отчаялись!»