– Ты отлично все слышала. Тридцать тысяч марок! Если вдруг не найдешь Фофо, прихвати с собой друга постарше, которому доверяешь, и иди с ним в магазин “Ролекс” в Санкт-Паули. Там выручишь за камешек, сколько дадут. Ты все поняла?
Селения закивала головой.
– А еще хватит плакать, Селения. Ты не малышка. Твоя сестра нуждается в тебе точно так, как и ты в ней. Это хорошо, если ты усвоишь, что жизнь жестока.
Селения продолжала слушать меня молча, опустив голову.
– И будь готова: возможно, скоро ты мне понадобишься для одного поручения.
Как только я сказал это, ее глаза засияли.
– Что я должна сделать? – поспешно спросила она.
– Скажу, когда придет время. Итак, я могу на тебя рассчитывать?
– Да! Да! Да! Да!
– Хорошо.
На самом деле, я вовсе не нуждался в помощи Селении. Я просто хотел, чтобы она чувствовала себя менее одинокой и не грустила.
– А теперь мне пора.
Селения расплакалась.
– Запомни, – сказал я мягко, – если бы я мог, я остался бы. Не сердись на меня.
– А я и не сержусь, – сказала она, всхлипывая, как маленькая девочка, а потом вдруг добавила: – Погоди!
Селения побежала в соседнюю комнату и вернулась с тетрадью, перетянутой резинкой:
– Пожалуйста, возьми. Это самое ценное, что я могу тебе дать.
– Хорошо, я прочту ее, как только улучу момент.
Я нежно поцеловал Селению, наказал ей быть умницей, никогда не прикасаться к наркотикам и, главное, держать в ежовых рукавицах своего парня.
Она рассмеялась сквозь слезы. Когда мы подошли к двери, я вытер ей щеки, а потом повторил старый фокус с соплей. Она улыбнулась. Наконец мне удалось развеселить ее или, по крайней мере, развеять грусть.
Я уже спустился на один лестничный пролет, и тут она крикнула мне вслед:
– Антонио, прошу тебя, хоть ты не умирай!
– Шутишь? – крикнул я ей в ответ. – Я приеду на твою свадьбу!
Я знал, что лгу ей, но все-таки произнес эти слова. По дороге я постарался отогнать прочь дурные мысли. Нельзя тратить на них время. Я позвонил другу в Милан и предупредил, что приеду через пару дней и заберу два подержанных “Фиата”, которые я приобрел недавно, – бронированные “Ритмо” и “Уно”.
Оба автомобиля предназначались для моих родных: во время войны передвигаться на машине безопаснее.
Теперь предстояло попрощаться с Ириной. Я не мог сообщить ей об отъезде по телефону, поэтому решил зайти к ней домой. Ирина открыла дверь и прямо с порога, без всяких приветствий заявила: “Я еду с тобой”.
“Плохое начало”, – подумал я.
Я сказал, что лучше мне все-таки войти и тогда мы серьезно поговорим об этой поездке.
Ирина ревновала и думала, что я бросаю ее ради другой женщины.
Я не мог внятно объяснить ей причину отъезда и пообещал когда-нибудь все рассказать. Но она не хотела слушать моих доводов, пришлось схватить ее за плечи и как следует встряхнуть.
Я повторил, что уеду ненадолго, и запретил ей искать меня и звонить на Сицилию. Я не мог рисковать: полиция не должна была догадаться, что я за пределами Германии. Но чем больше я говорил, тем более подозрительной становилась Ирина.
Плача, она просила оставить ей номер телефона, по которому можно со мной связаться, и на мой очередной отказ внезапно швырнула мне в лицо связку ключей, поранив скулу и едва не задев глаз.
– Ты не понимаешь, что я тебя люблю до смерти! – крикнул я, отвесив ей пощечину. – Я не могу тебе сказать, куда еду!
Тогда Ирина погладила меня по лицу, со слезами повторяя:
– Прости меня! Прости меня!
Я поцеловал ее, ощущая соленый вкус ее слез и своей крови.
Мы начали срывать друг с друга одежду прямо на лестничной площадке перед дверью ее квартиры. В нас загорелось непреодолимое желание. Мы начали целоваться, как одержимые. Я толкнул ее к лестнице, развернул лицом к себе и прижал к перилам. С сухим треском сорвал с нее трусики, затем провел членом по ее вульве, коснувшись клитора: она уже была влажной. Я с силой проник в нее.
Затем я схватил Ирину за бедра, прижал ее тело к своему, так что она обвила меня ногами, не касаясь пола, и продолжил проникать в нее сильными толчками.
Она кончила. Продолжительный, сильный оргазм. Пришлось зажать ей рот руками, чтобы никто не услышал криков.
Мы стояли полуголые на лестничной площадке и обнимали друг друга. Я прижал ее крепче к себе, думая о том, что это последний раз. Я даже заплакал, пряча лицо в ее волосах. Из диких зверей мы превратились в нежных щенят.
“Кто знает, – подумал я, – возможно, Стивенсон в своей истории про доктора Джекила и мистера Хайда имел в виду именно это, когда говорил о двойственности человеческой натуры”.
Я вглядывался в лицо Ирины. Спокойное, усталое, счастливое и перепачканное моей кровью.
Кто-то, улыбаясь, наблюдал за нами с порога квартиры Ирины. Это была ее подруга Ингрид, которая пришла проведать Ирину и увидела весь спектакль. Мы попытались привести себя в порядок, а она, забавляясь, воскликнула:
– О Господи, как же давно вы не занимались любовью!
Мы все рассмеялись и решили поужинать вечером в китайском ресторане.