Сорочьи перья (СИ)

Прикрыв все тряпицей в корзине, Марыська поспешила к леску. Она надеялась, что больше никто раненого не нашел, но мало кто ходил к мертвой земле, к самой Смородине — боялись, а бабка Марыськи, хитро улыбаясь, показывала ей самые вкусные места, с тех пор она и не страшилась туда ступать. Но теперь… Марыська испуганно подумала, что на нее могут напасть упыри из Лихолесья, волкодлаки — решат, что она ранила их колдуна…

Он встретил ее бледной улыбкой — узнал. Притаился в кустах, пока не убедился, что это Марыська, тихо крикнул — его голос напоминал птичий куда больше, чем ей показалось в первый раз.

— Спасибо, хозяйка, — он низко склонил голову, выказывая уважение, и хотел было вскочить, чтобы поклониться, но Марыська испуганно его удержала, чтобы не потревожить раны.

Улыбаясь, он показал ей закрывшийся порез. Марыська невольно задохнулась, рассматривая его всего — теперь страх не застилал глаза. Он не похож был на парней из Сосновки, что уже к ней сватались. Кожа бледная и тонкая, как у девицы; лицо узкое и изящное; глаза темные, блестящие. Мягких черных волос так и хотелось коснуться.

— Ворон, — сказал он почтительно. Как будто вручил ей свое имя.

— А я… Марыська, Марья, — сказала она, вдруг застыдившись своего девчоночьего прозвища.

— Как моя королевна, — заметил он и, видя любопытство Марыськи, добавил: — Марья Моревна, королевна Лихолесья, жена Кощеева.

Она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от ужаса, потому что тотчас же представила что-то страшное, кошмарное, о чем всегда предупреждали в деревне — и то, что они с ней носили одно имя, вдруг напугало Марыську больше всего. Она поглядела на Ворона, трепеща, готовая, что он сейчас порывисто вскочит, уволочет ее в Лихолесье навсегда… Но он с любопытством потянулся к корзинке с гостинцами. Склонял голову совсем по-птичьи, чуть набок.

— Ты… и вправду птица, — несмело сказала Марыська, наблюдая за ним.

— А ты человек, — смешливо заметил он. — Мои крылья нужны Лихолесью, потому что птица всюду пролетит, за всеми подсмотрит. Я — их глаза и уши в Китеж-граде и его окрестностях, но… — Ворон кивнул на сломанную руку, — в этот раз досталось мне от белых чародеев, почуяли.

Марыська испуганно замерла, будто боясь услышать в уютной тишине леса шаги княжеских воинов — они пугали ее столько же, сколько страшные упыри с той стороны.

— Я сумел оторваться, — успокоил ее Ворон. — Но крыло сломано, на ту сторону я не перелечу. Мост неблизко, рисковать я не желаю, — пояснил он. — Госпожа, не могла бы ты помочь мне с рукой?

Она испуганно отпрянула; Марыське вдруг ясно стало, отчего Ворон с ней так добр и почтителен — не только за еду, что она принесла.

— Я не ведьма! — испуганно воскликнула она, отпрянув.

— Ты излечила открытую рану, — напомнил Ворон, разумно кивнув. — Я чувствую, что знаю тебя… Твою кровь. С этой стороны границы всегда должна быть ведьма, чтобы хранить и оберегать.

— Бабушка… — протянула Марыська. — Я не знаю больше наговоров, только тот, которым затворила кровь. Прости. Я не думала, что это поможет.

И Ворон остался. С благодарностью принял от нее рубаху, пригляделся к узорам. Он обращался с Марыськой так, что она и сама себя почувствовала королевной, а потому от всей души старалась сделать ему приятное, стала меньше есть, но продолжила таскать куски. Многие видели Марыську спешащей в сторону Смородины-реки, и мать тревожилась.

— Ты в детстве бродила там, вечно убегала, — раздраженно бросила она. — Все смотрела на воду.

Ворон рассказывал о Лихолесье, и Марыське чудилось, что там живут такие же обычные, даже отчасти скучные существа. Только вместе хмурых дядек там лохматые волкодлаки, а вместо смешливых девушек — ведьмы, проводящие странные ритуалы. Он вспоминал о ворожбе, битвах, о лесных охотах с Марьей Моревной, о том, как нечисть веселилась в лесу в праздничные дни — как взмывали ввысь пары над кострами, как пели, выли и смеялись.

— Нет, ты не с нашей стороны, — успокоил Ворон, когда она отважилась спросить его, что ей делать. — Ты — граница, моя госпожа. Твое место здесь.

И это странно успокоило Марыську.

Когда пришла пора уходить, он с наслаждением потянулся, двинул выздоровевшей рукой. Кости срослись куда быстрее, чем обычно, и Марыська не знала, от ее неумелого заговора это случилось или потому что Ворон был волшебной птицей. Но она с теплой улыбкой наблюдала за ним, сразу повеселевшим, почуявшим свободу, только сердце у нее сдавило неясной тоской.

Он вручил ей красивое черное перо, переливающееся, как будто драгоценное.

— Если будет нужна помощь, позови меня — прилечу в любой час, — сказал Ворон, поклялся. — Я обязан тебе жизнью.

Она не знала, как стоит прощаться. Поэтому просто кивнула, дрожа. Ворон ударился о землю, взвился птицей в небо, огласив лесок торжествующим карканьем — пронзительным и громким. Марыська все стояла, прижимая перо к груди.

Та сторона больше не казалась ей такой страшной и завораживающей. У нее было много дел на своей.

========== 3. карелия ==========

Комментарий к 3. карелия