Сорочьи перья (СИ)

Василий подобрал стрелу, оглянулся, прикидывая, откуда пришел. Где-то неподалеку стояли муромские слуги, но в болота они не полезли, только посмеялись да сочувственно похлопали Василия по плечу — мол, твой господин отличился, ты и лезь в топь. Сейчас Василий подумал, что они, должно быть, боялись не испачкать сапоги. А того, что жило на болоте.

— Стой! — пронзительно крикнул кто-то за его спиной. С чахлого деревца неподалеку взвилась большая черная птица, закаркала, забила крыльями, пропала в небе.

Ноги завязли в трясине, хотя крался Василий аккуратно, прислушиваясь к ощущениям. Сейчас все внутри тревожно взвыло, заметалось, но он послушно замер, не пытаясь вырваться из чьей-то хватки. Стрела в его колчане затрепетала, вылетела. Василий моргнул и через мгновение увидел перед собой девицу в богато вышитом сарафане; красивая, глаза яркие, темные волосы в холеную косу уложены. В руках она теребила стрелу, касаясь пальчиком наконечника.

— Ты, что ли, жених? — улыбнувшись хищно, спросила.

Василий смолчал, продолжая ее рассматривать. На болотницу она не походила, слишком красивая и живая, хотя и пахнущая болотом. Почти пьяняще. Он коротко выдохнул, пытаясь прогнать из головы этот запах, а про себя думал о жадной трясине, сомкнувшейся на ногах. Прошептал несколько слов, обращаясь к земле, к воде, к старой магии, и кочка, на которой стояла девушка, содрогнулась. К чести ее, она не испугалась, не вскрикнула, только улыбнулась еще шире.

— Зря стараешься, это болото — моя вотчина, — провозгласила она. — Если ты не меня искал, то для чего ты сюда забрел, глупец?

— Да вот, за стрелкой, — кивнул Василий рвано. — Без нее не уйду, госпожа, ты уж не обижайся.

Он уже освободил одну ногу, перенес вес на нее и рванулся. Меч не доставал, сознавая, что с ним на колдунью идти глупо, а вместо того взвыл, обращаясь к земле, надеясь выцарапать оттуда хоть крупицу силы. Ворожба обжигающе опалила горло; слишком долго он скрывался, притворялся человеком. В болоте завыло, задрожало. Девушка бросилась прочь, ступая по стоячей по воде, как по мощеной дороге. Невольно залюбовавшись ее быстротой и ловкостью, Василий огрызнулся на потянувшиеся к нему мертвые побеги, попытавшиеся схватить его. Сухое дерево будто окунули в огонь, он громко затрещал, но не смог разгореться, искры потухли, упав в болото.

Пока девушка тушила его колдовство, Василий бросился вперед, почуяв опору. Верил в свою удачу, молился, чтобы кочка под ногой не оказалась лишь ловушкой, — какому богу, он и сам не знал. Земля выдержала, и он сумел схватить за плечи девушку, увлек ее в падение — на подвернувшийся островок суши. Василий поклясться мог, что мгновение назад его там не было.

— Вернусь без стрелы — с меня три шкуры сдерут, — прошипел Василий, силясь разжать ее тонкие пальчики и не сломать проклятую стрелу. — Я тебе ничего дурного не сделал, госпожа, чтобы так со мной обходиться.

Он вдруг осекся — понял, что девушка смеялась. В желтых, как кувшинки, глазах сияли веселые искры.

— Как тебя зовут, воин? — улыбнулась она.

— Василий Черниговский…

Она засмеялась пуще прежнего, и Василий невольно нахмурился, решив, что она заливисто хохочет над его родом.

— Василисой меня кличут, — сказала она, отсмеявшись. Протянула стрелу — оперением вперед, чтобы не поранить. — Развлек ты меня, хоть что-то славное за все время на этом проклятом болоте.

Василий осторожно убрал стрелу в колчан, поглядел на Василису, которая села. Платье ее было чистое, такое же прекрасное, но на щеках играл румянец заполошной схватки. Ему бы уйти, пока не передумала, не решила вдруг, что с ним еще можно позабавиться, устроив какую-нибудь колдовскую ловушку. Но Василий остался.

— Что ты делаешь здесь, на болоте? — спросил он. — Прячешься от кого?

— Ах, если бы… — тоскливо отмахнулась она. — Сам погляди.

И он посмотрел — не по-человечески, а изнутри, хотя это вдруг показалось ему грубым — рассматривать девушку. Ее душу — или что у них было вместо души. Она как будто привязана была к этому болоту, которое от отчаяния превратила в свое царство; чьи-то слова по рукам и ногам приковывали ее к мертвой враждебной земле, змеей обвивали грудь.

— Кто тебя проклял? — спросил Василий, невольно подумав, что не стоит ему бередить старые раны — что он мог предложить? Убить ее врага?

— Моя сестра, ты ее знаешь, должно быть, — сказала Василиса. — Ладислава…

— Княгиня?

— Илья ко мне сватался, и отец наш те же испытания устраивал, — весело рассказывала Василиса, хотя чувствовалась за этими словами застарелая грусть. — Ладислава, моя сестра младшая, этого богатыря полюбила. Прокляла меня, да еще обвинила в колдовстве. Сначала тут была моя тюрьма, но потом она стала крепостью, чтобы до меня не добрались те, кто хочет избавить мир от темной ворожбы.

— И женихи? — хмыкнул Василий.