Трудно проследить сплетения человеческих судеб, но можно предположить, что курьер, который вез цитированный документ, спешил на тот самый пересекавший границу поезд, на котором, растворившись среди серой и скученной в вагонах типичной для периода оккупации толпы, направлялись — и тоже на Восток — другие люди, официальный статус которых, зафиксированный в кеннкартах, ни в малейшей степени не соответствовал их действительной роли и положению. В карманах у них, вероятно, находились командировки в Луцк, выписанные Келецкой полевой почтой оккупантов ее мнимым сотрудникам{9}. А раньше они под видом счетовода, сантехника небольшой фирмы, бухгалтера молочно-яичного кооператива шагали по варшавским улицам… Потом исчезали на целые недели в возвращались пахнущие порохом, порой скрывая раны, в лишь время от времени появлялись в официальных местах своей работы или жительства, чтобы напомнить о себе окружающим. Теперь они ехали, чтобы вдали от городов, гарнизонов, оккупационных властей и охраняемых железных дорог, в глухом лесу сменить гражданские костюмы на полевые офицерские мундиры со знаками различия майора, капитана, поручника…
Внимательно, тщательно и всесторонне — так, как учили их когда-то в школе и как учила их действительность, гораздо более богатая, чем школа, и более требовательная, чем преподаватели, — они анализировали полученное задание, продумывали вытекавшие из него дополнительные, но существенные элементы будущих действий: «Инструкции правительства Речи Посполитой для командования Армии Крайовой и делегата правительства по вопросу операции «Буря» от 27 октября 1943 года»{10}.
«— Мы имеем дело с пунктом Б, вариант II: «Польско-советские отношения не восстановлены. Вступление советских войск предшествует вооруженному выступлению против немцев в соответствии с пунктом А II».
— Пункт А II предписывает: «Правительство призывает страну к усиленным саботажно-диверсионным действиям против немцев». Однако операция в этом случае имеет только политический, демонстративный и оборонительный характер…
— Пункт Б II предусматривает далее: «Польское правительство заявляет объединенным нациям протест против нарушения — в результате вступления советских войск на территорию Польши без согласования с польским правительством — польского суверенитета, информируя одновременно, что страна не будет сотрудничать с Советским Союзом».
Самоотверженные граждане, лояльные и дисциплинированные солдаты ехали, чтобы в меру своего разумения, опыта и воли реализовать ту концепцию власти, которую они считали единственно возможной и единственно правильной. Один из них, до конца верный своему как патриотическому, солдатскому, так и офицерскому долгу, трагически погибнет в бою с немцами. Другому, тяжело раненному, придется еще многое пережить, прежде чем история скорректирует концепцию и, воздав должное борьбе, продемонстрирует тщетность замысла, который в то время казался им единственно правильным и спасительным. Люди глубокого патриотизма, личной самоотверженности и гражданской честности, они ничего не знали о плане, зревшем в канцелярии Гитлера. Не знали текста, который переводился с немецкого на русский и печатался в типографиях геббельсовского министерства пропаганды в миллионах экземпляров. Они не знали, что это обращение-листовку будут разбрасывать с немецких самолетов над двигающимися на запад колоннами советских войск как раз в тот момент, когда командиры отрядов Армии Крайовой будут согласно приказу своего командования после боев с немецкими арьергардами демонстрировать перед наступающими советскими колоннами свою политическую враждебность и заявлять от имени своего правительства официальные протесты советским властям.
Немецкое обращение, адресованное «на пороге Европы» советским солдатам, гласило: