Читаем Сорок дней, сорок ночей(Повесть) полностью

Занимаемся ранеными, которых принесли под утро. В операционной темновато. Работать можно только при свете фонаря и коптилок. Желтые лица, рдяные простыни. Глухо позвякивают инструменты. Уверенная команда Копыловой: «Следующий!» Еще раз убеждаюсь, что Копылова очень выносливая. По-мужски крепкие руки. И нервы. Недаром сам Батя дал ей на Малой рекомендацию в партию — об этом мне сказала Ксеня.

Крики раненых оглушают — эхо отдается, как в колодце. На исходе эфир и перевязочный материал.

— А как дальше? — спрашивает Рая.

— Экономить, — отвечает Копылова.

Что значит экономить? Мы делим один флакон эфира, в котором двести пятьдесят кубиков, на пять-шесть человек. Если не прибудут катера или с самолетов не сбросят — не знаю, как будем жить.

В перерыве, часа в два, к нам заглядывает Колька.

— Ну, что, бюрократ, все цацки свои переписываешь? — поддразнивает он аптекаря.

— Noli me tangere — не тронь меня, я ассистирую.

Савелий сегодня помогает нам вести операционный журнал.

Дронов принес обед — жиденький суп из горохового концентрата.

— И дисерта есть, — он раскрывает чугунок. Там печеные бураки.

— Ты знаешь, какой номер отколол наш «академик»? — спрашивает Колька.

— Какой?

— Блиндаж себе строит…

— На кой черт?

— А вот на кой… После вчерашней бомбежки — мандраж… Ребята всю ночь раненых таскали, не отдохнули как следует, а он их заставил рыть… Вон, полюбуйся.

Выходим в траншею. Верно, на огороде, среди бурьяна, метрах в ста от водохранилища горбится почти готовый блиндаж. Давиденков и Плотников накатывают бревна.

— Вот и ответ Чувеле на вчерашнее разногласие, — кисло усмехаюсь я.

— Для раненых, значит, не нужно укрытий… А для себя? Мы еще вчера поддержали его. С этой минуты он для меня — ноль. Трус несчастный… — Колька сплевывает и закуривает. Погодя говорит мрачновато: — Теперь нам придется зарываться в землю по-настоящему, под Керчью заело серьезно. Фронт не прорвали. Я Ганжу из штаба видел…

— А разговоры о наших танках, партизанах?

— Звон… Танков не было. А партизан немцы перехватили. Вот так… Начинается осада.

<p>ГЛАВА IX</p>

Колька не выдумывал. На другой день, хотя море было бурное и тучи метались над самой водой, слева из-за скального выступа показались немецкие самоходные баржи. Вблизи мы не видели их ни разу. Баржи шли со стороны Камыш-Буруна. Темно-шаровые, под цвет свинцово-серых волн, они сидели низко в воде, вытянув длинные, похожие на сигары тела. Раздвоенные, как пасть, носы зловеще приподнимались над гребнями. «Ду-ду-ду» — гудели мощные дизели. Четыре баржи быстрым ходом, оставляя позади вспененные борозды, на виду направлялись к Тобечикскому мысу. Мы в это время вышли на обход.

— Обнаглели, однако.

Было видно, как немцы в бескозырках свободно ходили по палубе. Чернокрестный флаг трепыхался на мачте. К нам подбежал Шахтаманов.

— И… Ай-да-лай! Дай пушка… Пе-те-эровский ружье… Я им кишки-мишки выпущу…

— У них на барже восемнадцать огневых точек, броня, — сказал Петро.

— Дай мне ружье только! — старшина метнулся на берег.

Баржи, развернувшись, у мыса повернули назад. Да, это была наглядная демонстрация. Мол, имейте в виду: «Море закрываем, блокируем».

Если вчера ночью катера не сумели пробиться к нам, то теперь, когда появились эти стражи?!

— С сегодняшнего дня будем стирать использованные бинты, — говорит Копылова.

— Может, Мостового послать в дивизию, в медсанбат — попросить взаймы немного эфира?

— Попробуем…

Продолжаем обход, подходим к клубу. Из подвала доносится голос Чувелы. Проводит политинформацию, читает сводки. Она их хранит вместе с пистолетом в кобуре.

— Двухдневный бой дорого обошелся врагу… Восемьсот гитлеровцев на тот свет отправили, шесть автомашин, два танка подбиты. Пулеметы, сотни автоматов захватили наши гвардейцы. И даже ящик с крестами — наградами.

— Целый ящик?

— И аккордеон, гитару и две губные гармошки.

— Давай их сюда! Мы оркестр составим — фрицам на нервах поиграем.

Лейтенанту Щитову сегодня лучше. Могучий организм. Он разговаривает. Голова и правая половина лица забинтованы, нос клювом торчит.

— Когда фрицы танки бросили… Потерял я сознание. Утром, как в чаду, слышу — немцы ходят, шпрехают: «Аллес капут!» Сапогом меня стукнули. Опять провалился в мертвую темь. Потом опять вроде живой — звезды вижу… Захотел пить, а повернуться не могу…

Приблизительно через час после ухода барж, когда ветер разогнал тучи, прилетели «илы».

— Это в отместку за баржи!

— Если б немного раньше…

Сбрасывают парашюты. Кремовые зонты с грузом болтаются в воздухе. Ветер относит их на сопки. Захлопали часто зенитки. Нервно затявкали пулеметы. В небе возникли белые облачка разрывов. В самолеты немцы не попадали, а грузы исчезали…

Колька с санитарами и Шахтамановым помчались на сопки. Вскоре притащили груз вместе с парашютом. Не терпелось, сразу стали распаковывать длинные брезентовые мешки. В первом оказались медикаменты и главное — эфир и перевязочный материал. Ура! Во втором — продукты: сахар, шоколад, вино.

— Вот хорошо! — захлопала в ладоши Чувела. — Раненым праздничные подарки сделаем!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне