Сорок дней, сорок ночей

Развели костер, сушили мотор.

Море было сравнительно спокойно, и, если бы мотор зачихал, могли бы отчалить. Я даже думал отправить с ними раненых. На помощь к морякам пошел Плотников, но быстро вернулся: «Злые… Лучше не подходи…»

Прожектор, вытянув щупальца, шарил по заливу.

Пустынно, только на горизонте луч зацепил, высветил силуэт корабля. Наш это корабль или нет?

Морякам удалось столкнуть мотобот в воду. Но мотор не работал.

Возвратился Шахтаманов.

— «Охотник» наш на горизонт… Моряки к нему ходить будут…

— Без мотора?

— В море прыгать будут — якорь тянуть… Кипяток принесу. Замерзать будут.

Потащил чайник с кипятком.

Туз снял с себя бушлат, брюки и, волоча якорь, привязанный к длинному тросу, вошел в воду. Лег на бок и, загребая одной рукой, поплыл с якорем. Продвинулся метров на сто, бросил якорь. Ребята стали подтягивать мотобот по тросу. Медленно, незаметно суденышко отходило от берега.

Туз опять поплыл с якорем. Мотобот отошел дальше. Туза сменил кто-то другой. И еще много раз прыгали они в ледяную воду, пока мотобот не растворился в темноте.

Примерно через полчаса мы увидели суденышко, вернее, знаки, которые оно подавало «охотнику» — размахивали зажженным факелом.

— По-моему, «охотник» идет к ним, — сказал Плотников.

Прислушались. Действительно доносился приглушенный рокот мотора.

Снова сверкнул прожектор. Разяще уперся, осветил наши корабли: «охотник» уже был не так далеко от мотобота. Ракеты вспыхнули над заливом. Сразу же немец открыл огонь из пушек и крупнокалиберных пулеметов. Завертелась оглушительная карусель. «Охотник» быстро повернул в море, а мотобот, как нам показалось, накрыло огнем…

Каково же было наше удивление, когда часа через два мотобот прибило к берегу. Живы — целехоньки, ни царапины. И мотобот цел.

Моряки не оставили своей мысли добраться до Тамани. Решили поставить на мотоботе парус. Работали всю ночь. Из парашюта выкроили треугольник. Укрепили мачту. Как раз поднялся ветер, и они вышли в море…

Опять неудача. Под утро они ввалились в санроту мокрые, зуб на зуб не попадает. Мачту поломало, мотобот перевернулся. Греку — его фамилия Келесиди — ногу покалечило.

— Шабаш… Становимся на прикол, — угрюмо буркнул старшина.

Утром на берег спустился Нефедов. Поговорил с моряками. Точно — они оседают здесь. Устраиваются в крайнем сарае-складе. Роют большую щель под блиндаж. В потолке склада пробивают ход на чердак. С разбитого катера сняли крупнокалиберный пулемет, ухватившись за стояки, силясь, втаскивают на крышу. Подначивают друг дружку:

— Смотри, Туз, надорвешься, рожать не будешь!

— Ничего… Что нам, холостым да неженатым…

Старшина стоит на крыше, как на капитанском мостике. Смотрит на море в бинокль. Порядок!

ГЛАВА XI

Теперь уже ясно — скорой помощи с Большой земли не жди.

Разгулялись штормы. Пока дули ветры с Черного моря, было еще терпимо. Но вот третий день они завывают, врываются со стороны Керчи.

Пухнут, вздуваются морские валы, будто гигантские доисторические животные, всплывая, выставляют свои горбатые спины, закованные в панцири.

Грызут, клыкасто раздирают берег с таким ревом, что стрельба немцев кажется ничтожной. Дымится, разносится по двору водяная пыль.

— Разгневался борей азовский, — говорит Игорь Конохов. — Трамонтан его по-местному называют.

— А сколько он дуть будет?

— Четыре и семь дней может без передышки. Здесь норд-ост не очень силен. Вот в Новороссийске, когда бора забушует, — страх. Поезда с путей сбрасывает, корабли — вдрызг…

Листва с кустарников сорвана. Виноградники — голые лозы. Острые стебли осоки на берегу, кажется, колются на расстоянии. Лохмы туч бегут над сопками. Поселок окутан мутью, кружится, вихрится мелкая ракушка, засыпая окопы, забираясь в блиндажи, щели, перевязочную. Глаза болят, будто их наждаком трут. Не хватает воздуха. Проклинаем и погоду, и море — они сейчас играют на немцев.

Вчера на подходе были наши мотоботы и бронекатера, но так и не смогли причалить из-за бури. Вот беда! Немец все учитывает. Усиливает блокаду. Баржи быстроходные каждый вечер появляются на горизонте, но теперь их не четыре-пять, как раньше, а девять-десять — плотные дозоры. (Говорят, их пригнали с Ламанша.) Под утро эти плавучие батареи подходят ближе к берегу и обстреливают нас из стапятимиллиметровых пушек и крупнокалиберных пулеметов.

Все сложнее доставлять продукты. Немцы добавили зениток, стали высылать на дежурство «мессера» над проливом. Наши «илы» прорываются с боем.

Мы не теряемся, приспосабливаемся к обстановке. Наш двор по-настоящему можно назвать хозяйством. Возле кузни — склады вещевой и продуктовый, начальником там старшина Раков, прижимистый мужик. Правее «дома моряков» — так называем сарай мотоботчиков — на берегу склад боеприпасов. Расширили кухню полка — Басс устроил еще отделение в клубе. В двух центральных сараях сделали блиндажи для раненых. Есть у нас и склад для парашютов — их доставляют Туз, Келесиди и старшина Свечко. Но продуктов не хватает. «Переходим на подножный корм», как говорит Басс.