Сорок одна хлопушка

От комплиментов Лао Ланя я просто сиял, это был полный восторг, казалось даже, что я стал больше, в один миг оказался на равной ноге со взрослыми. И поэтому, когда они в очередной раз наполняли стопки, я вылил воду из стоявшей передо мной белой чашки и тоже протянул матери:

– Налей мне немного.

– Как, ты тоже хочешь вина? – удивилась она.

– Не надо учиться дурным привычкам, малыш, – сказал отец.

– У меня настроение хорошее, давно уже такого не было, – сказал я. – Но я вижу, что и у вас оно прекрасное, вот, чтобы отметить наше хорошее настроение, и хочу немного выпить.

У Лао Ланя заблестели глаза:

– Чудесно, племяш Сяотун. Резонно сказано и логично. Сказавший такие слова независимо от возраста, несомненно, имеет право выпить. Иди сюда, я тебе налью.

– Не надо подбивать его, брат Лань, – возразила мать. – Он ещё за свои поступки не отвечает.

– Дай сюда бутылку, – попросил Лао Лань. – По своему опыту могу сказать, что в мире есть два типа людей, которых нельзя обижать. Первый – это хулиганы и бродяги, в общем, люмпен-пролетариат. Из тех, что где стоят, там и спать ложатся, сам наелся – вся семья накормлена. С ними не смеют мериться силами те, у кого есть семья и своё дело, пустившие корни и имеющие потомство, облечённые властью и пользующиеся положением. А есть ещё дети – неказистые, в соплях, грязные, которых пинают, как паршивых собачонок. У таких детей гораздо больше возможностей стать бандитами, разбойниками, большими чиновниками, чем у вежливых и симпатичных, опрятно одетых детей. – И Лао Лань налил мне в чашку вина: – Давай, Ло Сяотун, господин Ло, Лао Лань пьёт за вас!

Я гордо поднял чашку, чокнулся со стопкой в руке Лао Ланя – керамика и стекло издали разные звуки, так восхитительно мелодично. Лао Лань опрокинул стопку и заявил:

– Сначала пьют в честь кого-то! – Потом перевернул стопку, показывая, что всё честно. – Я выпил до дна, давайте и вы, – добавил он.

Ещё не коснувшись вина, губы ощутили резкий, острый, бьющий в нос дух. Ощущение было не из приятных, но я в крайнем возбуждении отпил большой глоток. Во рту всё будто вспыхнуло огнём, который покатился по горлу в желудок, обжигая всё на своём пути. Мать выхватила у меня чашку:

– Хватит, попробовал и довольно, ещё выпьешь, когда вырастешь.

– Нет, я хочу пить. – И я протянул руку за чашкой.

Отец с тревогой смотрел на меня, но виду не подал. Лао Лань взял чашку и плеснул из неё в свою стопку со словами:

– В своё время, почтенный племянник, будешь действовать с размахом, присущим мужчине. Отлил вот от тебя, остальное можешь выпить.

Его стопка ещё раз звонко чокнулась с моей чашкой, и мы оба выпили.

Мне хорошо, говорю я им, я чувствую себя очень хорошо, никогда ещё так хорошо себя не чувствовал. Казалось, я плыву, не парю в воздухе под ветром, как куриное пёрышко, а меня несёт водой, я плыву по реке этаким круглым арбузом… Мой взгляд вдруг привлекли измазанные жиром маленькие ручки Цзяоцзяо. Мне пришло в голову, что пока мы, взрослые, выпивали и провозглашали тосты, про эту прозрачную, как хрусталь, прелестную девчушку все забыли. Но таких смышлёных девочек, как моя сестрёнка, поискать, такая же смышлёная, как её старший брат Сяотун. Пока взрослые были заняты своим делом, она в соответствии с древней заповедью «сам берись за дело, чтобы обеспечить себя едой и одеждой», безо всяких палочек – к чему эти неудобные штуки – руками раз за разом исподтишка проводила налёты на блюда с мясом, рыбой и другими вкусностями. Все руки в масле, щёки тоже. Когда я устремил на неё взор, она улыбнулась совершенно очаровательной улыбкой. В душе у меня разлилось безграничное тепло, так приятно покалывает, когда каждую зиму опускаешь в горячую воду отмороженные ноги. Я достал из консервной банки с анчоусами самую красивую рыбку, свесился через круглый стол, поднёс её к лицу сестрёнки и скомандовал: «Открой рот!» Она задрала голову, послушно открыла рот и проглотила маленькую рыбку, как котёнок.

– Ешь досыта, сестрёнка, – сказал я. – Поднебесная наша, мы уже из трясины бедствий выкарабкались.

– Вот ведь ребёнок, опьянел уже, – смущённо проговорила мать, глядя на Лао Ланя.

– Ничего не опьянел, – запротестовал я. – Правда, не опьянел.

– Уксус есть? – услышал я голос Лао Ланя, он говорил как-то в нос. – Налей ему немного. А ещё лучше – супа с карасём.

– Где я возьму супа с карасём? – беспомощно проговорила мать. – Даже уксуса нет. Пусть выпьет холодной воды и спать ложится.

– Ну разве так можно? – Подняв руки, Лао Лань хлопнул в ладоши, и перед нами предстал Хуан Бао, про которого мы забыли. Он двигался, как леопард, широкими шагами, упругой походкой и появился почти бесшумно. Если бы не прозрачный холодный воздух, ворвавшийся в дом, когда он открыл дверь, можно было бы подумать, что он с неба свалился или выскочил из-под земли. Уставившись проницательным взглядом в рот Лао Ланя, он ждал его приказаний.

– Сходи-ка принеси плошку супа с карасём, – негромко, но очень властно проговорил Лао Лань, – и поскорее, а ещё пусть сварят пару цзиней пельменей с акульим мясом. Сначала суп, пельмени потом.