Сорок третий

— Я. бы предложил ползком, — ответил капитан. — Безопаснее. Нет, капитан, — решительно ответил писатель. — Бежим! Андреев и сам предпочитал бросок, но не знал, хватит ли силы и выдержки у Платонова.

— Это был отличный бросок! — рассказывал капитан. — Немцы открыли огонь, но мы уже достигли мертвого пространства.

Пробыл Платонов на высоте почти сутки. На обратном пути опять перебежка. И тут вот что случилось: немецкая пуля настигла Платонова, пробила брюки и ударилась о складной ножик, который лежал в кармане. Удар был сильный, и Платонов захромал. Однако об этом Платонов умолчал. И если бы не рассказ Андреева, наверное, о том происшествии никто бы в редакции не узнал. Скромность была органической чертой характера Платонова.

В газете опубликован почти на полосу материал подзаголовком «Чудовищное злодеяние гитлеровских извергов» — подлинник приказа немецкого командования о клеймении советских военнопленных. К этому приказу и эпитета не подберешь — мерзкий, гнусный, злодейский. Под приказом статья Алексея Толстого «Подлость палачей». Писатель тоже приводит в своей статье этот приказ, все его пункты: «1. Советских военнопленных надо метить особым постоянным клеймом. 2. Клеймо представляет собой расширяющийся книзу открытый острый угол приблизительно в 45° с длиной стороны в 1 см на левой половине ягодицы, на расстоянии примерно в ширину ладони от заднепроходного отверстия…» В приказе и нарисован образец клейма. Таких пунктов в приказе семь.

«Нужны ли комментарии к этому приказу? — пишет Алексей Толстой. — Нет, не нужны. Прочтя это, каждый воин Красной Армии лишь тщательно вычистит свое оружие и крепче подтянет ремешок на стальном шлеме. Возмущаться этим приказом? О нет! Гордые не возмущают сурового строя своей души, но с прочной и спокойной ненавистью убивают. Горе вам, немцы, горе, что пускаетесь в такие грязные дела».

И в заключение: «Так вот ты какой враг, немец! Надел очки и с раскаленным клеймом присел перед задом военнопленного красноармейца. Нибелунг, сын бога войны Вотана, сверхчеловек! Клеймо на твоей роже горит всею радугою позора. Что предпочитаешь ты теперь: выстрел или плюнуть в твою клейменую фожу? Воин Красной Армии предпочитает выстрелить, потом плюнуть».

Рядом со статьей Толстого статья Константина Федина «Клеймо гитлеровской Германии». Наслышаны мы о гитлеровских зверствах, навидались, и, кажется, ничем фашистские мерзавцы нас удивить не могут. Но, прочитав этот приказ, Федин был потрясен:

«Я держу страшный документ… Я один в своей комнате. И вдруг я вижу: у меня дрожит рука. Я давно уже не читаю. Мой взгляд остановился. Но я не могу оторвать его от странного значка на бумаге, напоминающего рогульку углом вверх… Я уже никогда в жизни не позабуду этого значка. И я уверен — его не позабудет ни один русский, советский человек».

Чтобы ни у кого не было ни малейшего сомнения, что такой приказ существует, в газете дана его фотография.

Стихи наших поэтов поступали в редакцию если не каждый день, то через день-два. И не потому мы их часто печатали, что у редактора было особое пристрастие к ним. Пристрастие к стихам было у всех фронтовиков, и это я знал еще по Халхин-Голу, финской войне. Как ни туго бывало с газетной площадью, но мы их никогда не откладывали.

Свои стихи принес Иосиф Уткин. Название их, «Заздравная песня», звучит несколько абстрактно, вначале даже непонятно было, в связи с чем они написаны. Но стоило их прочитать — и все становилось ясно. Стихи, проникнутые любовью к Родине, не могут ни одного читателя оставить равнодушным:

Что любится, чем дышится,
Душа чем наша полнится,
То в голосе услышится,
То в песенке припомнится!
А мы споем о Родине,
С которой столько связано,
С которой столько пройдено
Хорошего и разного.
Тяжелое забудется,
Хорошее останется;
Что с Родиною сбудется,
То и с народом станется,
С ее лугами-нивами,
С ее лесами-чащами;
Была б она счастливою,
А мы-то — будем счастливы!
И сколько с ней ни пройдено —
Усталыми не скажемся…
И песню спеть о Родине
С друзьями не откажемся!

Вот бы прочитать эти стихи тем появившимся у нас, мягко говоря, нигилистам, которые во всей нашей истории видят только черные пятна, стараются перечеркнуть ее светлые страницы.

Сегодня готовим последний июльский номер «Красной звезды». И «гвоздем» его, как всегда, будет ленинградский очерк Николая Тихонова. Сколько бы мы ни печатали материалов о жизни и борьбе Ленинграда, но ничто не заменит тихоновского рассказа последнего дня месяца. Их ждали ленинградцы, сражавшиеся на разных фронтах войны, работающие в разных уголках страны, живущие и сражающиеся в самом Ленинграде.