Сорок третий

Захватив еще влажные полосы, мы с Андреем Васильевичем отправились в Кремль. Нас сразу же пригласили в кабинет Сталина. Я разложил на столе полосы «Красной звезды», Сталин стал смотреть фотографии погон, перечитал Указ. Потом разглядывал вторую полосу. Наконец стал читать передовую.

— Погоны — это не только украшение, а и порядок и дисциплина. Скажите об этом.

Подумав, что будут еще замечания, и не надеясь на свою память, я полез в карман за карандашом. Как назло, не взял с собой.

На столе тоже не было. Сталин держал в руках длинный отточенный красный карандаш, и не знаю, как это получилось, я выдернул из его рук и стал записывать замечания. Напротив за столом сидели Молотов и Берия. Вячеслав Михайлович сухо улыбнулся, Берия же бросил на меня злой, осуждающий взгляд. Я же к этому отнесся спокойно, разве я знал, какой вурдалак передо мной? А Сталин продолжал:

— Надо Сказать, что погоны не нами придуманы. Мы наследники русской воинской славы. От нее не отказываемся…

Записал я и эту фразу. Пока Сталин рассматривал газету, принесли полосы «Правды» и «Известий». В этих газетах все материалы о погонах, в том числе и фотографии, были размещены на внутренних полосах. Я же считал, что это большое событие для армии и страны и начинать материал надо с первой полосы. Сказал об этом. Сталин согласился и тут же поручил мне передать в ТАСС, чтобы по примеру «Красной звезды» сверстали и другие центральные газеты. Это я охотно сделал, а кроме того, не отказал себе в удовольствии позвонить редакторам «Правды» и «Известий»:

— Придется вам, друзья, ломать полосы…

Возвращая мне полосы, Сталин бросил реплику:

— Разговоров завтра будет!..

Видно, он и сам загорелся этим делом…

В редакции я внес поправки. А наши историки нашли еще для передовой статьи примечательные слова М. В. Фрунзе о внешнем виде и дисциплине в Красной Армии: «…у нас нередко наблюдается отношение к воинской выправке, дисциплине строя, внешнему порядку, как к чему-то вредному, нереволюционному и ненужному. Это — абсолютная чепуха. Внутренняя сознательная дисциплина должна обязательно проявиться и во внешнем порядке». Успели поставить заранее подготовленную нами трехколонную статью «О мундире и погонах».

Хочу рассказать еще об одной «вольности», которую я допустил в кабинете Сталина. Когда он рассматривал полосы, открылась входная дверь и я увидел А. С. Щербакова. Он почему-то остановился у самых дверей и стоял там чуть ли не навытяжку, видимо, ожидал приглашения. И вдруг у меня вырвалось: «Здравствуйте, Александр Сергеевич!» Несколько смущенно он подошел к нам. Поздоровался. Руку Сталин ему не протянул. Позже я подумал, что поступил не совсем тактично, но вместе с тем меня не покидало недоумение: Щербаков, кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК и МК партии, начальник Главпура, почему-то не решился сразу подойти к Сталину. И лишь спустя много лет, когда я прочел тот самый рассказ Жукова, который привел чуть раньше, мне стали ясны взаимоотношения Сталина и его «коллег». Понял я также и другое. Не раз мы, редакторы центральных газет, ставили перед Щербаковым острые вопросы, требовавшие согласия Сталина, но Александр Сергеевич не докладывал ему, а вдруг невпопад!

Должен сказать, что, если бы я тогда хоть в какой-либо степени знал о злодеяниях Сталина, вряд ли осмелился бы так свободно вести себя в его кабинете. Но тогда мы хотя и побаивались его крутого нрава, но все-таки считали, что он человек…

Сталин был прав, сказав, что разговоров о введении погон будет много. Сегодня в редакции особое оживление. Действительно, это сенсация! Появился в редакции Александр Твардовский, которого к тому времени мы уже считали нашим постоянным автором и о котором знали, что с пустыми руками он не придет.

Видно, он основательно промерз в тот студеный зимний день и рад был предложенному горячему чаю. Я посадил его, чтобы отогрелся, поближе к батарее и обратил внимание на сегодняшнюю публикацию, показав первую полосу с генеральскими погонами:

— Читали?

— Читал, — ответил он и шутливо добавил: Вот к генеральским погонам я и принес вам своего «генерала»…

Это была новая глава поэмы «Василий Теркин». Я тут же ее прочитал.

— Подходяще! И даже очень! Это уже не только про бойца, но и действительно про генерала, — сказал я автору.

— Так ведь я на войне генералов тоже видел…

Как и в прошлый раз, я не отпустил Твардовского, пока не пришла верстка. Завел его в свою комнату, покормил, поговорили о фронтовых и всяких других делах. Вычитал он верстку главы, занявшей в газете целый подвал, и полоса ушла в печать.

Отмечу, что, читая «Василия Теркина» уже после войны, я увидел изменения по сравнению с публикацией в «Красной звезде». В первой же колонке «Генерала» есть такие строки: