И с такой силой сжимаю кулаки, что один из браслетов-накопителей, звякнув, расщёлкивается и слетает с запястья. От непонятной ненависти меня скручивает в комок. Не хочу! Кажется, суженый пытается меня обнять, но я отталкиваю его, а заодно ненароком заезжаю Николасу куда-то локтем. Мне плевать, что обо мне подумают. Меня душит злость на всех: на того, кто наградил меня тремя детьми сразу, не озаботясь, каково их вынашивать и рожать, на тех, кто с восторгом теперь этой тройни поджидает… Ощущение, будто меня подставили, предали, бросили на закланье. Им, значит, гордиться такими необыкновенными детьми — будто двоих уже мало, а мне — ярмо тройной беременности, которая ещё неизвестно как завершится! Где этот чёртов Симеон? Что, не мог сразу сказать, сколько детей родится, считать не умеет, провидец хренов? Я готова его убить, а заодно и всех вокруг. Не хочу!
— Ива! — Маге удается кое-как прижать меня к себе, — Ива, успокойся, да что с тобой?
— Что? Видеть вас не могу, никого, слышишь? Вам в радость, а мне — мучиться? Что ты об этом знаешь? Ни один ещё не родил, ни один, чтобы понять, каково это! — И с силой бью его в грудь. Он перехватывает мою руку и удерживает, не давая размахнуться снова.
— Я знаю, Ива, — говорит торопливо, не давая возможности ответить. — Знаю, слышишь? Я считал с тебя всё, что мог, когда ты позволила заглянуть в твою память, помнишь, у тебя дома?
Его слова сбивают меня с толку, я невольно пытаюсь припомнить, когда же это было, и затихаю.
— Я знаю, каково вам было без меня, — он гладит меня по спине, — что ты пережила, узнав, что беременна, как тяжело дались тебе наши девочки. Ива, успокойся, прошу! И как рожала, видел, и бессонные твои ночи, и как выхаживала, когда они болели, и защищала от злых языков. Не надо… — Вытирает мне слёзы. — Я виноват. Но пойми: хоть тысячу раз попрошу прощенья — прошлого не изменить. Всё, что я могу — быть рядом сейчас. С теми, кто есть и кто будет.
Отвожу глаза.
— Рядом…
Он стискивает зубы, понимая, о чём недоговариваю. Привёз меня сюда, обещал, что ни в чём не буду нуждаться — а сам уехал на войну. Пригрозил, что запрёт, что глаз не спустит — и снова рванул в поход. Будь ты рядом, Мага, со мной не случилось бы тридцать три несчастья. Ты и сейчас наобещаешь мне с три короба — и снова уедешь…
Отстраняюсь и плотнее запахиваю одеяло.
— Уходите, — говорю сухо, как могу. — Не верю. Я уже никому не верю. Вы все меня только используете, вам не я нужна, а эти уникальные дети… я скоро их возненавижу.
Суженый даже отшатывается.
— Ива!
— Донна! — сурово начинает Глава, а я, забыв обо всём, уже собираюсь заорать в ответ всё, что думаю. Неожиданный хлопок в ладоши заставляет всех умолкнуть.
— Довольно, — негромко, но властно говорит сэр Персиваль. — Вы что, не видите, у неё нервный срыв? Чего вы добиваетесь? — Отстраняет Магу, подсаживается ко мне. — Дорогая леди, посмотрите-ка на меня… Вот так. Успокойтесь. Никто не заставляет вас рожать, если вы этого не хотите. Я правильно понимаю, что ваше возмущение вызвано именно этим?
Его слова действуют на меня, как ушат ледяной воды. Но я-то просто остываю, хоть это и не мешает мне в изумлении уставиться на маленького доктора. А вот дражайший мой супруг со своим братцем гневно выпрямляются и сверкают очами, свёкор буравит его взглядом, но сэр и ухом не ведёт.
— Ты — врач, Персиваль, — наконец, прорывает паузу Глава. — Ты давал клятву никогда не применять свои умения во зло, как ты можешь даже предлагать такое?
— А ты законник, Теймур, — бестрепетно отвечает доктор. — И, тем не менее, не озаботился ознакомить леди с её правами; вы, как я посмотрю, всё больше напираете на обязанности. Иоанна, раз уж вас не поставили в известность ранее, делаю это сейчас. — И в упор не замечая, как начинает подёргиваться щека у дона Теймура, продолжает. — Вам уже известны особенности рождения некромантов. — Говорит, а сам пытливо всматривается мне в лицо, но… волна истерики схлынула. — Дорогая леди, вы, как никто, лицо заинтересованное. Риск во время родов для вас велик, безусловно…
— Симеон обещал, что всё будет… — пытается втиснуться в разговор Мага, но сэр повышает голос:
— Мне нет дела до того, что он обещал. Он пророк, а я медик. Он видит свои вероятности, я — свои. Ни к чему хорошему негативные ожидания во время беременности привести не могут. Иоанна…
Кулаки суженого вдруг сжимаются, да так, что вспухают жилы. На лбу проступает испарина. Но… он отворачивается. Видимо, правда на стороне доктора.