Сороковые... Роковые

— Волчок бы вас нашел, только вот Василя долго выхаживать бы пришлось. Ты думаешь, чего я здесь оказался? Волчок со вчерашнего дня с ума сходил, волновался, а вечером меня за штанину тащить начал, ну куда по-темному то, утром и двинулись с Панасом за Волчком, он, вишь, как вас чует. — Ага, ешчё и Пашку Ефимовны, увсягда находил, куды б ён не схоронился.

Гриня, посчитав разговор законченным, убег к Василю и Волчку, а Леший сказал:

— Ну что, мужики, будем перебираться ко мне, на дальнюю заимку? Там у меня два служивых живут, одного бы точно не довезли до своих отступающие, а второго, младшего лейтенанта, командира батареи, деды наши сначала за убитого посчитали. А он вот выжил, правда, слаб ещё, но живой. Вот им точно не надо знать, что вы оттуда — мало ли, диверсионный какой отряд заблукал у лясу, — на местном наречии выразился Леший. — Не, они ребятки надежные, но время лихое, не ровен час… С их ли слабым пока здоровьем попадать в лапы к Кляйнмихелю, жуткие ведь дела там творятся. Да и война закончится, а особисты-то останутся, так ли? Великий вождь народов-то сколько ещё проживет?

— До пятьдесят третьего.

— Тем более, человек слаб, поделятся вот так с кем, а кто и донесет, ведь в психушку всех упекут или под 58-ю, КаэР подведут. А там разговор один: Ершиссен!

— Что такое КаэР? — спросил Игорь.

— Историю надо было читать, а не боевики-ужастики смотреть, по этой статье лихо расстреливали, особенно в тридцать седьмом. В шестьдесят первом только признали перегибы. А сколько ни за понюх отсидели? Не знаю, правда или байка народная, но вот подотрешься ты в коммуналке газеткой с портретом товарища Сталина, а ушлый соседушка донесет, и вперед… лет на десять, если повезет. А то ещё каким-нибудь шпиёном для солидности объявят и все… — это уже Варя добавила.

— А ты, Варь, похоже, много читала?

— Почему читала? Я и сейчас книжный алкоголик, только вот про войну мало кто теперь пишет. В старых-то книгах всегда «ведущая роль партии» выпячена, нельзя было без этого.

— А что? — изумился Леший. — Сейчас и коммунистов нет?

— Есть, да только они на третьих-четвертых ролях, не гегемон уже, ща Единороссы у руля, партий всяких много.

— И что, Генсек позволяет?

— У нас сейчас Президент, нет Генсеков и Политбюро тоже.

— Ух, ты, не доживу я до этих времен, а жаль.

— Больше скажу, — добавила Варя, — в двухтысячном году, точно, были канонизированы и объявлены святыми Николай Второй с семьей.

— Да ты что? Царя-батюшку оболганного — и в святые? — ахнул Леший. — Не врешь?

— Нет, сейчас они… как это? А, страстотерпцы, и Николай считается не Кровавым, а Кротким.

— Истинно так, — широко перекрестился Леший, — подтверждаю, истинно кротким был наш царь-батюшка, что его и погубило.

— А ты, дед, откуда знаешь? — вылез Игорь.

— Служивым я был до конца семнадцатого года, Лейб-Гвардии Гренадерского полка штабс-капитан! — говоря это, Леший как-то враз подтянулся и стал выше, куда только делась его старость.

— Ух ты! Вот и наши деды на Девятое мая такими орлами идут, залюбуешься. — Николаич кивнул сам себе. — А в войну ведь опять стали гвардейские дивизии? Варь, ну-ка, скажи?

— В сорок втором уже гвардия была точно, самые отличившиеся в боях дивизии, а к концу войны чуть ли не все армии были гвардейскими.

— Да, чую я, информации я узнаю… через край.

— Дед, а Панас твой, он как? Не протреплется, молодой ведь.

— Я в него верю, парнишка много чего видевший и с детства умеющий молчать, кремень.

— А мальчишки?

— Василь у нас пока молчит, наверное, до Самуила — если останется живым наш старый доктор, или какое потрясение опять, тьфу-тьфу, не случится. А Гринька — это Никодимушка, друг мой старинный, у этого никогда не поймешь, где правда, а где привирает. Вот Родя — батька ихний, тот мужик прямой, сдается мне, и Василь такой же будет в него. Гринька же… «тут ничаго путняга не добьёсси», да и кто поверит полуголодному пацану? Посчитают за его фантазии.

Нагрузившись как мулы, пошли в «вотчину» Лешего. Дойдя до болота, пошли гуськом, шаг в шаг за Лешим, тяжелее всех идти было Игорю, его приличный вес доставлял немало проблем, он постоянно сквозь зубы чертыхался и проваливался почти по колено.

— Блин, плакали мои новенькие ботинки.

— Я тебе лапоточки сплету, — прогудел Леший. — Так, тут постойте. А то ребятишки напряглись, я пойду их обрадую.

Минут через десять Леший шумнул:

— Идите сюда!

Возле непроходимых зарослей какого-то кустарника, это сейчас — а летом, тем более разрастающегося, стояли двое молодых мужчин. Один пониже, худой, в чем душа держится, бледненький, а второй совсем ещё пацан, они настороженно и внимательно смотрели на подходящую компанию.

Ситуацию разрядил Игорь:

— Чё вы такие строгие, как не родные, давай знакомиться, меня Игорь зовут! — Он протянул свою лапищу и осторожно пожал руку худому.

Тот ответно пожав представился:

— Младший лейтенант Красной Армии Серебров… Иван.

Второй же кратко сказал:

— Матвей!

Варя тут же захлопотала:

— Ох, какая у меня теперь большая семья, котел нужен для супа.