Сороковые... Роковые

— Да, ноги промочил, в луже долго стоял, пока эти проезжали, колонная целая, но Господь милостив — вылечили. У меня перед самой войной-то высокие гости охотились, один горлом маялся, кашлял сильно ну и порошки какие-то пару штук принял — все прошло, а пяток мне оставил, вот и пригодились. Я-то лечусь всегда по старинке — баня и стакан настойки — утром встаю как новенький, дитю этого не дашь.

— Знаешь, Леш, а ведь мальчонка-то, если наши придуть и мы живы останемся, ох и далеко пойдеть по ученой части, головастый! Только вот сейчас-то молчать, може и лучшее-да и всяго годов-то восемь, а потом…

— Ну наши придут — подлечим, может, и жив старый наш курилка — Самуил, а у него опыт-то огромнейший, найдет способ.

— Да, если жив!

— А вот верю я, что жив он сейчас и штопает солдатиков, таланту-то врачебного — великого. В России матушке при царях-императорах земские врачи-то все умели, а Самуил старой закваски.

— Дожить бы только до наших-то, посмотреть на них, родимых, вздохнуть свободно вот, не оглядываясь и по улице пройтись не пригибая головы.

— А ты верь, Марья, верь, придут наши, ох и наподдадут они фрицам. Сама знаешь, мы долго запрягаем, но уж если запрягли… За нами ещё Урал и Сибирь, севера — жилы небось из себя тянут кто там, получат они свое, кто с мечом к нам — тот и… не умеем по другому-то!

— Леш, я чаго хочу сказать-то, помнишь Ядзю Казимировну?

— Ну, кто ж такую женщину не помнит — это ж на усю округу первая красавица, а при НЭПе сколько богатеев её добивалися, а так ведь никто и не знает чей Казик сын у неё, умеет секреты хранить красавица-полька.

Марья улыбнулась:

— Знаю я чей ён сынок, да не об этом речь — еле ходить Ядзя-то, боится, что совсем свалится. Просила помочь найтить ей женшчину, чтобы приглядывала за нею. Стеша бы подошла, да разве Краузе отпустить? Можа у тябе есть кто на примете? Ядзя-то мало кому доверяет, а и правильно!

Леший сделал вид, что задумался, а сам в душе ликовал — Варю пристроить получится к хорошей женщине, надежной. С аусвайсом он уже надумал как быть, «ай да Марья, сама того не подозревая, здорово помогла Лешу».

— Навещу-ка я сам Ядзю, думаю, смогу ей помочь.

— А и славно будеть.

— Стешку ждать тогда не буду, скажи — вскоре опять появлюсь!

Леший потопал в Раднево, сходя с дороги через канаву на край опушки, при звуке едущих машин. Так грязь не долетала до него. Иной водитель, увидев идущего человека, нарочно прибавлял скорости, обрызгать посильнее и вдоволь посмеяться над русским…

— Уроды! — мрачно думал Леш, глядя на этих лихачей.

Вынырнувшая из-за поворота легковая машина с танкеткой в сопровождении резко притормозила. Выглянувший шеф гестапо пролаял:

— Господин егер, битте!

Леший, не раздумывая, полез в машину.

— Данке, герр майор!

Немного поговорили — Кляйнмихель наслаждался разговором с этим, таким дремучим на вид, но весьма умным русским, который не заискивал, а держался с достоинством. Вот что значит настоящий русский, — он знал, что у Леша имеется вполне приличное звание офицера царской армии и высшее военное образование. Вот и сейчас, он хитро прищурившись спросил:

— Варум, герр офицер царской армии не идет служить новой власти??

— Увольте, герр майор, одичал я в лесах-то своих за столько лет-то, да и не интересны мне людишки, вот лес — другое дело. Он и поит, и кормит, зверушки, они намного благодарнее и благороднее людей. Я уж с лесом-то сросся, такой же вон дуб, корнями на большую глубину ушедший, — он кивнул на несколько больших дубов, росших в небольшом отдалении от березняка. — Я уже в силу возраста и подзабыл многое, так что не обессудьте — нет.

— Я так и знал, гут. Что с охотой??

— Да надо малость подождать, зверь после зимы-то исхудалый, пусть немного поднаберет в весе. С месяц-полтора, а там все и устрою.

Гут! — немец поинтересовался, где его высадить в Раднево.

— Так возле комендатуры и выйду, мне там недалече, навещу свою старую подругу. Заболела, сказывают, сильно.

И видя, что фашистина хочет поинтересоваться, кто же эта подруга — сам сказал:

— Полячка тут у нас живет — Ядзя, ох и красотка была в свое время, но разборчивая.

— Ах, зо? Эта женщин — актрис местный?

— Ну, я бы сказал, по-другому, руководитель местного драмкружка. Какие постановки они ставили, в наш местный Дом культуры аж из самого Орла приезжали на спектакли, да… звали её в область, а она ни в какую.

— Гут!

Немец, казалось, потерял к нему всякий интерес. У комендатуры Леш вышел, поблагодарил Кляйнмихеля и не спеша и не оглядываясь, пошел к Ядзе.

Как обрадовалась ему Ядвига Казимировна Сталецкая.

— Лавруша! Ты пришел меня специально навестить? — мягко произнося букву «Л» спросила Ядзя.

— Да, моя стародавняя боевая подруга, я вот тебе немного ягод сушеных, медку каплю принес, давай-ка, как в старые добрые времена, почаевничаем?

И долго сидели Леш с Ядзей, наслаждаясь и чаем, и разговором.

— Что ж ты вздумала болеть-то, ведь Казика надо дождаться?

— Ох, дождусь ли, они, вон, пол-Европы на колени поставили…