Сороковые... Роковые

Варя поднялась с лавки, торопливо приветствуя хмурого, неразговорчивого дедуню.

— Я до Вас, Григорий Филиппович, меня прислал Леший, он сказал, Вы должны ему какую-то помощь.

Дед, вернее, прадед, уже не так угрюмо взглянул на неё.

— Пагодь нямного, поедим, тагда гаворить станем. Садися с нами.

— Я тут кой чего для вашей семьи принесла — вот, — Варя протянула прадеду торбочку. Он взял её, посмотрел, развязал узелочки и одобрительно крякнул:

— Ай да Леший. Усё продумал, а як жеж ты через немчуру прошла-то, и ёны не отобрали?

— Да у Лешего в комендатуре крестник, вот и получили разрешение.

— Это якой же такой крестник?

— Краузе, Фридрих.

— Ишь ты, и энтот гаденыш тута появился? А Карлуша где жа?

— Карл Иоганович у себя в имении, у них с Лешим спины и колени прихватило, вот и отправили меня до Вас.

— Марья, возьми продукты, понямногу добавлять, полмесяца продержимся.

Большая семья, сплошь одни мужики, дружно хлебала немудрящее варево, подобревшая враз Мария хотела налить похлебку и Варе, но та попросила только попить, мужики же стучали ложками.

А Варя еле сдерживала слезы, глядя на Никифора.

— Чаго ты женшчина, переживаешь так?

— Да, на ребятишек смотрю, эх, война, сколько горя принесла.

Никифор, сидевший лицом к окну, увидел кого-то, быстро прошедшего во дворе, помрачнел и вышел из-за стола:

— Батьк, я у дворе побуду!

Стукнула дверь, и в хату ввалился… Варин папаня. Всего она ожидала, но вот то, что её будущий отец придет с винтовкой и повязкой полицая….

— Ё…!!!

А папаня, хмуро исподлобья взглянув на неё спросил:

— Кто такая, чаго надоть?

— «Ах ты ж, сученыш!» — Разозлилась про себя Варя:

— А тебя не учили вежливости, я намного старше тебя, не находишь?

— Хведька, чаго орешь, тут тябе не ваша эта полицейская хата, и орать никто не разряшал! — тут же осадил его дед Гриша.

— Да я это, не специально, так, чаго-то вырвалось, Грищук много гадостей гаворил! — буркнул Хведя, подсаживаясь к столу.

— Удружил ты мяне бать, усе волками смотрют! — Зато у Германию не отправили! — ответил дед Макар. — Усе же знають, што ты ремонтников охраняешь, никуды больше сват родный не пошлеть.

— Как будто легче от этаго!

Варя во все глаза смотрела на своего отца:

— Вот отчего, милок, ты такой противный потом станешь, а мы-то все удивлялись, что дядьки у нас, твои братья, Гриша и Иван — мужики мировые, а ты — идиота кусок.

Варя поднялась и, сказав, что подождет деда Гришу на улице, вышла на двор. Никифор сидел под навесом сарая на узенькой лавочке. Варя подошла к нему, присела рядом и понемногу разговорила мальчика.

Мальчик, как оказалось, никак не мог смириться, что «Хведька пошел у полицаи».

— Вот прийдут наши, як у глаза им смотреть?

— Никишенька, но ведь это не ты, а братец твой будет отвечать за свой поступок.

— А я яго братка! — с горечью воскликнул Никифор.

Варя порывисто обняла своего худенького мальчика:

— Мальчик, мальчик, не переживай так — Федька старше тебя, а на долю каждого из нас в эту жуткую пору выпало очень много испытаний. Твои ещё впереди, не думай про Федьку. Тебе сейчас сколько лет, шестнадцать?

— Ну да!

— Когда придут наши, фрицев надо будет ещё ой как далеко, до Берлина гнать, ещё и ты повоевать успеешь, уж очень далеко фашисты к нам забрались.

У Вари все-таки поползли слезы.

— Теть, ты чаго плачешь? — уставился на неё дядюшка.

— Да, мальчик, я старше вас намного, вот и печалюсь за всех солдатиков, кто воюет, и кому ещё предстоит.

Ну, ведь не скажешь ему, что племянница плачет, зная его такую короткую жизнь…

Из хаты вышел дед Гриша.

— Хади со мною, Никиш, возьми у сарайке баночку и приняси…

— Мазь у мяне ешче до войны сделаная, — пояснил он Варе, — пчел-то, можа сказать, не осталося, вот и мало кому даю. Но Лешаму я обязан, да, ён у страшное время меня с Хведькою спас. Макарка у тюрьме, на Беломорканале был, кум родный поклеп возвел, малые у матки Арины, другой жены Макарки были, а мы с Хведькой побиралися, як выжили… погибали уже, а Леший нас подобрал и пристроил меня к Карлу на пасеку, а добро, дочка, увсягда надо помнить. Кагда уже наши прийдуть, да и прийдуть ли?

— Придут, дедушка, обязательно придут, вон, слух уже идет, дали наши по зубам под Вол… Сталинградом, я немного немецкий понимаю, вот и слышала, как на посту немцы проклинали руссзольдатен, которых никак не удается в Волге утопить.

— Правда ли, дочка?

— Правда, дедушка, сам знаешь, русские долго запрягают, да быстро ездят, ох и наваляем мы фашистам, вот увидишь.

— Ох, дожить бы!

— Доживем, ведь мы упертые.

— Что да, то да… от я, жисть била-колотила, а усе равно выживаю.

Варя поцеловала его в небритую щеку:

— Вот такая упертость и помогает жить внукам-правнукам!

И ведь сказала чистую правду. Вот сейчас, увидев своих родных, конкретно поняла, что именно прадедова упертость помогала им всем преодолевать всякие сложные ситуации.

Варя не удержалась — щелкнула несколько кадров на свой бережно хранимый фотик-мыльницу, который перед поездкой зарядил Герби. Если суждено вернуться домой, то у брата и сестры будут фотки дядюшки и прадеда Гриши, да и остальных Беликовых в таком юном возрасте.