Сороковые... Роковые

— Привычка, блин, партизанская — на Маланьину свадьбу готовить. Ждем вас с Данькой через минут сорок, лады?

— Пельменев твоих я ещё ой с какой поры жду. Буду, что-то захватить?

— Да вроде все есть!

— Понял, буду!!

Мальчики Варины обожаемые приехали быстро, Николаич с женой, Иван тоже с женой, Костик с мамулей и двумя сестричками, Игорь с бабулей — славно так посидели.

Мужики натащили фруктов для Вари, она бурчала, но кто её стал слушать??

— Для Гербертовича, не тебе!!

Данька внимательно приглядывался ко всем, видел их искреннее обожание друг друга и радовался за мамулю.

Варя потихоньку позвала Серегу и Игоря на кухню.

— Мальчики, я вот тут… понимаю, что наступаю на больное, но сама такая же, я вам… вот, смотрите, — она протянула тому и другому по большому черному бумажному пакету.

Оба вытащили фото… своих любимых, оставшихся там… — Варь, Варька, это же… — у Игоря не нашлось слов, он порывисто обнял её и спрятал повлажневшие глаза. — Варь, дороже вот этих фоток для меня ничего нет.

А Серенький, присев на диванчик, молча перебирал пять фоток, рвалось у него сердце надвое от любви и тоски.

— Мальчики, вы на меня не обиделись?

— Варюха, мы все в одинаковом положении, а твой жердяй?

— Тоже есть, несколько кадров, — улыбнулась она сквозь слезы.

Мужики дружно мотнули головами, не отрывая взглядов от своих таких юных и уже таких стареньких, если живы, жен.

— Варь, через месяц, даже меньше, поедем??

— Если разрешат, пешком пойду.

— Игорек, ты где? — заглянула в дверь бабуля.

— Баб, смотри, вот моя Степушка какая!! — бабуля долго-долго вглядывалась в счастливых внука и его далекую жену.

— Игорёшка, ты молодец. Такую славную Степушку выбрал. Сереженька, а твою женушку покажешь??

Тот молча подал фотку.

— Какая нежная девочка, а коса-то, — ахнула бабуля. — Не печальтесь, вам хоть недолго, но такая настоящая любовь выпала, да и должны же быть родные у вас там. Сама с вами поеду!

ГЛАВА 17

Гринька как-то нечаянно подружился с Гущевым Колькой. Пацаны деревенские приглядели небольшой уголок на речке, где за кустами не видно было их с дороги, мало ли, сдуру кто пальнет. Вот Гриня и не рассчитал свои силы у жару.

— Чуть было не утоп, да хорошо Колька Гущев як раз у кусты прибег, ну и подмогнул доплыть-то.

Как ругала его Ефимовна, а потом, обессиленно опустившись на лавку, заплакала:

— Гринь, ты что-то понимать будешь? Ведь ни у меня, ни у вас с Василем, пока никого нема. Я Бога молю за батька вашего, войне-то ешчё конца не видать, а Василь у нас не гаворит?

Гринька потоптался на месте, почесал в лохмах и наверное, впервые в своей жизни, проникновенно сказал:

— Я, эта, ня буду больше. И впрямь, прийдуть наши, а я як малолетка, не плачь Ехвимовна. Ей Бога, ня буду!

Та только безнадежно взмахнула рукой, а Василь горько-горько посмотрел на него.

— Василь, я слово дал!

Ефимовна, поглядев по сторонам, пока не было вблизи никого, негромко хвалила Гущева у колодца при бабах, они поудивлялись:

— От ведь, у такого батька хороший ребятенок вырос. От што значит, у бабки сваёй растёть, ёна женка добрая, помирать тагда собиралася, а сейчас гаворя — унука надо хоть до ХФЗУ дотянуть. Бабоньки, а ведь наши-то, сказывают, совсем недалече. Вон, погромыхиваеть, як у сорок первом.

— А ну, пошла отседа! — заорала одна из них, увидев приближающуюся сплетницу Агашку.

— От ведь, животина клятая, чисто баба любопытная! — она хитро перевела стрелки и замахнулась на выглядывающую из подворотни собаку, которая была как выразился дед Ефим:

— Великого ума. Як немчура прийшли, она ни разу не гавкнула, знаеть, что стельнуть, не то что иные бабы!! — явно намекая на Агашку.

Бабы, шустро похватав ведра, тут же поспешили по дворам, да и показавшиеся в конце улицы два полицая тоже придавали им прыти. Агашка же зацепилась языком с ними, но полицаи это не бабы — тут же шуганули придурошную куды подальше.

В Березовке с отъездом Краузе стало намного сложнее с пропитанием — работавшие в имении худо-бедно были сыты, да и редкая из женщин съедала свой небольшой кусок серого хлеба — все старались отнести домой, сейчас же и этого не было.

Ребятишки собирали на лугу щавель, из которого, добавляя крапиву, а то и лебеду, варили супчики. Гриньку дед Никодим давно научил определять луговые грибы — вот и показывали ему малолетние ребятишки свои найденные грибы, он сначала ругался, а потом молча отбрасывал несъедобные и растаптывал их ногами — мало ли какой малец перепутает.

Ему усиленно помогал Колька Гущев, а потом как-то само собой пошло у них, собирать в недоступных для мелюзги кустах мелкую малину, дички яблонь, делили по справедливости на количество детей. Гриня попутно, зорким взглядом приглядывал, что может пригодиться у хозяйстве.

На удивленный вопрос Кольки кратко сказал:

— От прийдуть наши — усё сгодится!

А Гущев как-то испуганно сжался.

— Ты чаго?

— Як чаго, я жеж сын гада!

— Хе, сын, уся Бярезовка знает, што ты не в яго и бабу свою старую не бросил.

— Я, Гринь, як наши прийдуть, буду у хфзу проситься, на станке хочу!