Сороковые... Роковые

— Так вот я хорошо сохранилась.

— Так, так, так, Вы будете рожать, я поняла?

— Да, очень надеюсь, что ребенок здоров!

— А давайте-ка я Вас в столицу отправлю, пусть как следует обследуют. Конечно, хорошо бы поехать или в Израиль или в Германию, чтобы более тщательно обследоваться, но и в столице смогут сказать, если какая-то патология имеется. Москва — это, конечно, дорого, но ради здоровья малыша…

. -Хорошо, я посоветуюсь с домашними и через пару-тройку дней приду с ответом.

— Давайте через неделю, как раз все анализы придут, и посмотрим, но пока, я уверена — у Вас очень даже неплохо все для десяти-двенадцати недель беременности.

Николаич порадовался, что все неплохо, а вот насчет обследования задумался:

— Там, поди, ого-го сколько придется заплатить? Что-то вертится у меня в голове… никак не ухвачу, вспомню — скажу.

А Варя вспомнила про колечко Герби, как ни жаль, придется продавать, чтобы обследоваться как надо. Дома развязала один узелок, достала колечко, поревела от души — пока Данька не видит, а потом взялась развязывать другой узелок, затянутый намертво.

— Вот, немец-перец, ногти чуть не сломала! — ворчала Варя, думая, что Герби засунул туда обычную гальку. А вытащив, охнула — на ладони лежал явно драгоценный камушек, скорее всего, алмаз. Опять были слезы, и как бы поняв, что матери плохо, зазвонил телефон — сын.

— Мам, ты как?

— Нормально, сына!

— Мам, пельменев хочу!! — Ребенок упорно называл их так с детства, не признавая покупные. Свойские обожал и лепить, и есть, мог варить себе каждый день.

— Мам, почти год не ел.

— Сделаю, Дань, сделаю.

— А ты побольше — и своих зови, посидим, завтра суббота, хоть пойму, что за мужики, и с чем их едят?

Варя сразу же подумала про Гончарова — с его связями камушек можно продать по реальной цене, понятно, что денег потребуется много — беременность ещё вся впереди.

У Гончарова было отвратительное настроение. Мало того, что пришлось вышвыривать из квартиры «подружку на месяц», у которой, по причине его исчезновения, был повод считать себя чуть ли не вдовой, и начать после шести месяцев его отсутствия предъявлять права на наследство на основании свидетельских показаний, что они являются мужем и женой, только свадьбу сыграть не успели.

Нашлось даже заявление, поданное в ЗАГС, правда, подпись Гончарова и без графологической экспертизы, что называется — не внушала доверия, но Анжелу это не остановило. Она вела усиленную войну с главбухом Сергея — верной Калерией Ивановной.

Дама старой закваски и твердых понятий и убеждений, что такое честность, Калерия в первые же дни исчезновения Гончарова сумела заблокировать все карточки и основные счета.

— Сергей Алексеевич, меня трудно на кривой козе, сами знаете, объехать. А тут полезло такое… Вашей убитой горем матушке было преподнесено, что имеется беременность и заявление в ЗАГС, и естественно, «случился выкидыш», которого не было. Ваша правая и левая рука одновременно — Роман Волков вместе с нею развили бурную деятельность по вступлению в наследство, но вот до сей поры пробуксовывает их афера.

— Калерия Ивановна? — поднял взгляд на неё мрачный Гончаров. Он на третий день прибытия, утречком поехал к своей верной старушке — под семьдесят ей, но уму позавидовал бы любой банкир.

— Да, Сергей Алексеевич, я, как могла, восстанавливала справедливость, меня конечно же с позором вышвырнули, якобы подавала неправильные данные в налоговую и прочая, и прочая.

— И что, Вы теперь у моего вечного недруга Пчеловодова работаете?

— Нет, Сереженька, я на пенсии, сижу дома, а Пчеловодову было сказано — «Я порядочных работадателей не предаю!!»

— Калерия Ивановна, можно я Вас поцелую?

— Да не вопрос! Так вот, Сергей Алексеевич…

Он поморщился:

— Давайте уже без чужих перейдем на более простые отношения. Там, где я был, может быть, когда и смогу рассказать, где — больше всего ценились такие надежные отношения, там я знал, что вот на этих я могу не то, что положиться, а доверить все, что имею, особенно жизнь.

Калерия внимательно посмотрела на него:

— Вижу, Сережа, Вам досталось, и меня радует, что вся эта Ваша понтоватость и высокомерие испарились! Вы очень изменились, и почту за честь работать с Вами, если Вы меня к себе вернете.

— Завтра же и начнем, как говорится — помолясь.

Консьерж в подъезде его элитного дома, что называется, выпал в осадок — долго экал и удивлялся, что вот он, господин Гончаров собственной персоной. Оказалось, что замок на входной двери его квартиры пытались заменить.

— Анжела Викторовна сначала очень хотела, но фирма, устанавливающая его, затребовала оплатить всю рассрочку полностью и сразу, вот и оставили все как есть.

Гончаров кивнул, попросил не звонить Анжеле Викторовне.

— Сюрприз хочу сделать!! — и не дожидаясь лифта, легко побежал на свой четвертый этаж, немало удивив при этом консьержа — тот помнил Гончарова другим — важным и высокомерным.

Квартиру свою Серега не узнал. Какие-то оборочки, пуфики, подушечки, везде розово-малиновые тона, его кабинет, где он обожал работать, напоминал будуар шлюхи стареющей.