Вторая ночь после катастрофы выдалась столь же бессонной, как первая. Земля уже не буйствовала, но еще не успокоилась и время от времени попугивала толчками. А в лагере не умолкали плач и стоны раненых, от которых сжималось сердце даже у такого черствого сухаря, как Мизгирь. Но он был вымотан и морально, и физически, поэтому отключился сразу, как только уснули дети и он проглотил скудный ужин.
Комвзвод проспал бы до рассвета, кабы среди ночи не грянул выстрел, разбудивший всех, кому удалось сомкнуть глаза.
Выстрел был пистолетный и всего один. И когда мужчины, вскочив с одеял, схватили оружие, понять, откуда он раздался, было нельзя. Но это случилось совсем неподалеку от лагеря, и все отправились разыскивать стрелявшего, приказывая ему немедленно отозваться.
Еще до того, как его обнаружили, Мизгирь догадался, кто именно спустил курок в темноте. Просидевший полдня и весь вечер в скорбном молчании, теперь Хан куда-то запропастился и не участвовал в поисках. Впрочем, они не затянулись. Хана нашли у развалин его дома с пистолетом в руке и пулей в голове. Спасать его было поздно. Он всегда все делал на совесть, и в смерти не допустил промашки.
Соратники отнесли его тело в лагерь и уложили рядом с телами родных, накрыв всех простынями. Лить по ним слезы отныне было некому. У выживших хватало своих бед, чтобы в довесок к ним скорбеть еще и по соседям.
Самоубийство обезумевшего от горя товарища отбило у Мизгиря сон. Вторую половину ночи он провел в раздумьях, сидя у костра, куря сигарету за сигаретой и попивая крепкий чай. За это время умерли еще четверо раненых: двое мужчин, женщина и сын бригадира, одиннадцатилетний мальчик, с которым Илюха частенько играл в видеоигры. Комвзвод лично помог отнести каждое тело к другим мертвецам. Их складывали у развалин крайнего дома. И там им предстояло лежать еще пару дней, так как сегодня и завтра ни у кого попросту не будет сил их хоронить.
Едва взошло солнце, уставший от стонов и плача Мизгирь взял бинокль и, отойдя от лагеря, решил узнать, что творится в Погорельске. Над городом все также поднимался черный дым. И раз огонь никто не тушил, значит либо пожарная команда не могла к нему пробиться, либо она прекратила свое существование. Больше походило на второе, хотя кто скажет, насколько там все было плохо.
Однако первый же объект, что привлек внимание капитана, находился не в Погорельске и не на его окраине, а гораздо ближе. Где-то на полпути между поселком и городом.
- Это ведь наша техника? - спросил Мизгирь у Кайзера, которого подозвал сразу, как только обнаружил вдали нечто подозрительное.
- Логотипов отсюда не рассмотреть, - ответил комвзвод, поднеся к глазам свой бинокль, - но судя по цвету и марке машины, она определенно с «Гордой». Других таких «фотонов» в городе нет, насколько я знаю.
- Угнанная тачка Чугуна?
- Или это Кельдым, Салаир и Турок вчера застряли и дальше пошли пешком. Все возможно.
- У них с собой была рация. Они могли предупредить нас о том, что лишились машины.
- Кто даст гарантию, что у них на рации не сдох аккумулятор?
- Никто, - согласился Мизгирь. - Так или иначе, придется идти и выяснять, чья эта машина и что она забыла посреди поля.
- Командир! - К наблюдателям подбежал Ушатай. Вид у него был взволнованный, хотя он старался это скрыть. - Ты должен это увидеть. Вчера вечером этого еще не было, а сегодня утром появилось. Мы никому ничего не сказали, но люди все равно волнуются. Да и мы, честно говоря, тоже.
Дабы не выказывать тревоги, комвзвод и его зам неторопливой походкой проследовали за Ушатаем к разрушенному поселку. А точнее, к упавшей водокачке, что прежде стояла на окраине. Ее резервуар лопнул, но в нем еще осталась вода. Которую все и пили, потому что запустить насос не удалось. Скважину, откуда поселок качал воду, разрушил катаклизм, и она стала бесполезной.
Но сейчас дело было не в воде, а в огромной букве «М», нарисованной на боку резервуара белой краской.
Ушатай был прав: если бы рисунок сделали вчера, он привлек бы внимание вернувшихся охотников. Несомненно, его оставили минувшей ночью, под покровом темноты, до или после самоубийства Хана. Но на самом Хане «звериных» отметин не было. Их Мизгирь тоже заметил бы. Чернобаев клеймил свои жертвы на видных местах и к тому же доселе не брал в руки огнестрельное оружие.
- «Зверь» все еще где-то рядом. Тут двух мнений быть не может, - заключил капитан. - Готов поспорить, он и теперь за нами следит. Всем держать «стволы» наготове и почаще оглядываться. Детей и женщин из лагеря не выпускать. Мужчинам выходить только с оружием и только по двое, а лучше по трое. Кстати, что говорят бурилы и женщины?
- Теряются в догадках, - ответил Ушатай. - Решили, что это Хан оставил предсмертную записку, но не могут ее расшифровать. Имена его близких начинались на другие буквы.