Сорвавшийся с цепи

Охотники решали, кому завтра идти в дозор, потому что соваться в Погорельск без разведки было опрометчиво, когда к их костру подсел бывший кладовщик дядя Вася, он же Михеич.

Во время катаклизма дядя Вася сломал правую руку и теперь держал ее на перевязи. Но ему повезло – обошлось без заражения крови, и Михеич был в силах дойти до городского доктора. Если, конечно, последний не повторил трагическую судьбу своего коллеги с «Гордой».

– Не помешал, парни? – осведомился Михеич, усаживаясь на свернутое в рулон одеяло.

– Ну что ты, дядя Вася! Конечно, нет! – ответил Мизгирь. Хотя, говоря начистоту, присутствие на совете клуба посторонних никому не нравилось. – Чаю хочешь?

– Это можно, – согласился бывший кладовщик.

Горыныч зачерпнул из котла кружку чаю и, бросив туда кусок сахара, протянул ее гостю. Все знали, что Михеич любит сладости. Прежде у него в кармане всегда была гость леденцов, которыми он угощал поселковую ребятню.

– Рассказывай, дядя Вася, – попросил Мизгирь после того, как старик, швыркая, отпил из кружки несколько глотков. – Так понимаю, у тебя есть к нам какое-то дело.

– Да как сказать. – Гость поморщился. – Рука, зараза, болит, спать не могу. Лежу, обо всем на свете думаю, и вот ненароком кое-что всплыло в памяти. Помнишь, на прошлой неделе ты выпытывал у меня, не знаком ли мне бандит, который еще при Мотыге в тутошних краях беспределил. Черноухов, Черноглазов или как там его…

– Чернобаев. Его звали Пахом Чернобаев, – уточнил комвзвода.

– Пусть так. Не суть важно, – отмахнулся Михеич. – А я тебе ответил, что эта шваль нам тогда по именам не представлялась. А кабы и представлялась, на кой мне тридцать лет держать в голове ее имена?

– Ага. В точности так ты и сказал, – подтвердил капитан. – Однако, похоже, чье-то имя ты все-таки припомнил, я прав?

– Не имя. Кличку. – Михеич отхлебнул из кружки и нахмурился. Так, словно не был уверен, нужно ли посвящать комвзвода и остальных в свои воспоминания. – Был у Мотыги один подручный. Змеюка, которую даже человеком сложно назвать. Мокрушник из числа тех, кто отродясь не ведал ни совести, ни жалости. Таким даже бабы, считай, не нужны – у них стояк бывает лишь при виде крови и распотрошенных трупов. Ух и злючий был гад! И скользкий. Большинство закопанных в округе мертвяков наверняка его рук дело, вот только доказательства нынче ищи-свищи.

– Ясно. А что там насчет клички? – напомнил Мизгирь. – Ты говоришь, что знаешь его кличку.

– Морок, – ответил Михеич. – Такое погоняло ему дали свои. Хотя он с мотыгинской братвой не особо якшался и в ее кутежах не участвовал. Нелюдимый был тип, все время в тени держался. По-настоящему корешился лишь с паханом, и только пахан мог его в узде держать. Отсюда и в лицо Морока мало кто знал. Зато его дела были у всех на слуху. И если вдруг Мотыга кого-то крепко невзлюбил, пиши пропало. Либо бедолагу потом вовек не отыщут, либо найдут мертвым, изувеченным и с автографом Морока на теле. Обычно – на роже, но он, бывало, и в других местах свой знак вырезал.

Стрельбаны переглянулись, но промолчали. Хотя каждый сразу догадался, как выглядел тот самый автограф и о ком вообще толкует дядя Вася. «Морок попутал» – эту фразу твердил Чернобаев перед тем, как его отпустили на свободу. Тогда она показалась бессмысленной, но теперь все становилось на свои места.

– Любил он клеймить свою мертвую клиентуру буквой «М», – подтвердил догадки охотников Михеич. – И не только покойников. Вообще, где хотел, там ее и рисовал. И ежели ты вдруг видел этот знак на своих дверях, тебе оставалось лишь заказать самому по себе панихиду и самому в гроб лечь. Так вот, парни, к чему я веду…

– Кажется, мы тебя поняли, дядя Вася, – перебил его Мизгирь. – Буква «М», которую нарисовал на водокачке Хан перед тем, как застрелился… Ты думаешь, что это сделал не он, а Морок?

– Кабы и впрямь думал, то сказал бы без обиняков, – ответил старик. – Но тут есть одна закавыка – эта тварь давным-давно мертва.

– А ты уверен?

– Хм… – Михеич задумчиво пригладил бороду. – Ну своими глазами я его труп не видел, если ты об этом. Только когда Морок отбросил копыта, о его смерти шептались на каждом углу. Ходили пересуды, что у него нашлись серьезные враги, которые поймали его и разрубили на части. А эти окровавленные куски выложили затем под окном Мотыги буквой «М». Вроде намекнули, что и он вскорости отправится следом за своей дохлой гадюкой. Но тут они просчитались. Семен после этого верховодил своей шоблой еще года четыре. И лишь Дерюжные в конце концов взяли его за жабры.

– А что с убийствами? После смерти Морока их стало меньше?

– Может, и не стало. Но его клеймо с тех пор вроде бы нигде не появлялось. А этот сучий потрох был ну очень самолюбив, чтобы оставлять за собой неподписанные трупы. Вот все и решили, что слухи о его смерти были правдой.

– Ты кому-нибудь еще рассказывал об этом, дядя Вася? – поинтересовался комвзвода.