Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Спусковым крючком для развязывания всемирной драки, триггером, как теперь модно выражаться, стало убийство наследника австро-венгерского престола принца Франца Фердинанда и его жены Софии, совершенное 28 июня 1914 года сербским националистом Гаврило Принципом в городе Сараево. Со стороны Вены сразу последовал ультиматум, а ровно через месяц после тех злосчастных выстрелов австро-венгерские войска перешли границу Сербии, но Россия еще до этого устами своего министра иностранных дел С.Д. Сазонова заявила, что не сможет «смотреть равнодушно… на унижение Сербии», потому начала сперва частичную, а затем и всеобщую военную мобилизацию. Германия — союзница Австро-Венгрии — сочла это за повод объявить России войну, что она и сделала 1 августа 1914 года. Отметим специально, не Австро-Венгрия бросила первый военный вызов России, вознамерившейся защищать Сербию, а Германия. Спустя еще два дня — тоже из Берлина — такое уведомление получили Франция и Бельгия. Назавтра «взаимностью» Германии ответил Лондон. Австро-Венгрия информировала Россию о начале войны с ней только 6 августа. В Европе вспыхнувшую войну сразу же назвали Большой, Великой. В России ее именовали Второй Отечественной, даже Великой Отечественной, народ же окрестил по-своему — германской.

Спустя годы она воспринимается как тяжелое испытание, которого нельзя было избежать, однако до войны, да и сразу после ее начала, по этому поводу раздавались и иные суждения, притом исходившие от людей высокого ранга и немалого авторитета. У нее тогда даже появилось еще одно название, пусть неофициальное, но довольно широко распространенное в политических кругах России, и не только России. Впервые оно прозвучало из уст широко известного человека, коим был граф С.Ю. Витте — бывший министр путей сообщения, министр финансов, экс-председатель Совета Министров Российской империи. Вступление России в ту войну он назвал «дурацкой авантюрой», с которой следовало «как можно быстрее покончить». Как вспоминал потом в своих мемуарах французский посол в России Жорж Морис Палеолог, Сергей Юльевич исходил из того, что у России попросту нет причин участвовать в такой большой потасовке. Если говорить о возможных территориальных приращениях, так, вопрошал он, «разве империя Его Величества недостаточно велика? Разве у нас нет в Сибири, Туркестана, на Кавказе и в самой России огромных пространств, которые еще предстоит открыть?». Самому крупному государству на планете, считал граф, не потребна Восточная Пруссия — «разве у государя и без того не слишком много немцев среди подданных?». Сомневался он, даже в том, нужен ли России «Константинополь, чтобы водрузить крест на Святой Софии, Босфор, Дарданеллы», а уж тем более, считал он, не потребна империи Галиция, ибо незачем «присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь». В негативном контексте охарактеризовал граф и решение поспешить на «помощь нашим кровным братьям» сербам, так как считал, что будет справедливым, если «сербы понесут наказание, которое заслужили». Вдруг в таком случае дело закончилось бы потасовкой между австрийцами и сербами — это вытекает из его суждений.

Высказывания С.Ю. Витте не оказались гласом вопиющего в пустыне. Еще в феврале 1914 года член Государственного Совета — высшего законодательного органа при российском императоре — бывший министр внутренних дел России П.Н. Дурново направил на имя Николая II специальную записку, тоже имевшую целью предостеречь главного в стране человека от вступления в большую войну. К ней в Европе, по глубокому убеждению автора, вели сугубо чужие для Российской империи интересы, так как «центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии». Намерения этих двух государств он считал несовместимыми, однако их «столкновение ни в коем случае не может свестись к единоборству Англии и Германии», предупреждал этот представитель весьма знатного дворянского рода. Великобритания пойдет «на вооруженное выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав». Германия, в свою очередь, тоже не страдает от одиночества, посему «будущая англо-германская война превратится в вооруженное между двумя группами держав столкновение». П.Н. Дурново точно обозначил идущие к противоборству стороны: это «Россия, Франция и Англия, с одной стороны, Германия, Австрия и Турция — с другой», указав при этом, что главная тяжесть выпадет на Россию, так как «Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна», а Франция «будет придерживаться строго оборонительной тактики», поскольку бедна людскими ресурсами, потому «роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам». Россия же «к столь упорной борьбе» тоже не готова, с большой долей уверенности утверждал П.Н. Дурново.