Бэлла заживет новой жизнью. Я уже придумал версию, по которой ее проклял бывший муж за то, что она не смогла подарить ему наследника, хотя он сам был бесплоден, а не она. Скажу ей, что она решилась на измену, чтобы доказать, что дело не в ней. Тогда бывший муж не снес позора и проклял жену, оставив на ней ужасную метку и стерев ей память, чтоб больше никто не узнал его позора и вернул в старую семью. К тому времени все семейство Блэков уже ушло на тот свет, остался лишь я и то, регент. На любой ее вопрос я смогу пожать плечами, а Вальбурге запрещу рассказывать что-либо, кроме моей версии. История хлипенькая и развалится, если она начнет настаивать. Но она не начнет. Благодаря тщательно подобранным зельям ей будет спокойно, а моя воля заставит обратить свое внимание на такие безобидные вещи как рукоделие и живопись.
Мне нужно еще немного времени, чтобы девочка достаточно окрепла, и Беллатриса смогла родить вновь. Да, именно. Астра не сможет встать во главе, для этого нужен мальчик. Мне придется переспать с теперь уже Дельфини, чтобы обеспечить род наследником. Перспектива так себе, но дело это нужное. Затем я могу запереть ее хоть в закрытом доме, подальше отсюда, хоть в клинике для душевно больных — разница не велика. Пока я считаюсь главой — она в моей власти и перечить не посмеет. Хотя есть одна хорошая идея — погрузить ее в вечный сон и закрыть в семейном склепе. Никакого отката не будет, я уверен.
-
Откинув грустные мысли в сторону, я подобрался и настроился на работу. Для меня нашли еще одно дело. Никогда я так не наслаждался процессом. Мои руки были чисты, хотя все вокруг обагрилось кровью моей жертвы. Это был тот случай, когда притронуться означало замараться. Не то чтобы я боялся грязи, нет, сирота, выросший в доме с людьми, которые его презирают и боятся одновременно, боится чего угодно, но не грязи. Этот недочеловек вызывал отторжение самой мысли о возможном прикосновении. Складывалось ощущение, будто он болен чумой и сифилисом одновременно, хоть и не было для этого внешних предпосылок. Просто ощущение.
На этот раз я целенаправленно мучил жертву, издевался. Калечил и лечил. Снова и снова. Плевал в его уродскую морду и заставлял называть себя хозяином, целовать мои туфли, вылизывать их языком. Директор Снейп дал добро на ночевку вне школы, так что жертву ждало почти два дня агонии. Два дня моего триумфа. Это было прекрасно. То, как он извивался под обычными Круциатусами, заливая пол мочой, измазываясь в ней. Как после пятого раза в воздухе повис тошнотворный запах его фекалий. Даже это мне нравилось. Повинуясь порыву, я заставил жертву самовольно выгребать собственное дерьмо руками и жрать его, обещая, что за это пощажу его жалкую жизнь. И он верил, а я смеялся. Но этого было мало. То, что предстало передо мной, не было человеком, это была мразь. Эта субстанция не имела ничего, что делало бы ее волшебником, личностью, а значит, я могу потешаться так, как захочу.
Ярослав порой рассказывал занимательные истории. Одной из таких я считаю байку про то, что одна из их русских Императриц умерла, когда попыталась спариться с конем. Вроде это называется зоофилией. Коня удалось трансфигурировать из стола. Не с первого раза, но удалось. Жеребец получился просто загляденье, ведь главное — желание что-то сделать. Макгонагалл бы гордилась мной, но ровно до того момента, пока не узнала для чего была использована трансфигурация. Жертва, повинуясь приказу, залезла к нему под брюхо и начала делать миньет. Насколько нужно быть безумным и бесхребетным, чтобы поверить в то, что я оставлю ему его жалкую жизнь, если он пройдет через серию унижений? Наверное надо быть совсем тупым. Тело жеребца отозвалось на ласку, так что теперь это недоразумение облизывало огромный член, который никакими стараниями не мог уместиться во рту. Даже головка не помещалась. Конь нервно перебирал ногами и фыркал. Жертва тряслась, скулила, но старалась, сверкая глазами в мою сторону.
— Достаточно, — остановил его я.
— Спасибо, хозяин, — жертва упала на колени и приклонила голову.
— Снимай штаны и пристраивайся задом к его члену, — последовал приказ.
— Сжальтесь, — в его глазах плескался страх.
Прям бальзам на душу. Его затрясло еще больше, из глаз хлынули слезы, хотя я приказывал не плакать. Терпеть не могу ревущих мужиков. Всхлипывая, он избавился от одежды и попытался примоститься к просто ужасающему по размерам члену. Для удобства я наколдовал ему табуреточку. Ну что ж. Мы же не звери. Я прекрасно понимал, что такое орудие просто не влезет в это тело, так что смог сделать головку поменьше. Теперь член коня напоминал Эйфелеву башню. Жертва направила его к своей заднице, и конь дернулся, вторгаясь во внутрь. Мужчина вскрикнул от неожиданности и затрясся сильнее. От боли видимо.
— Насаживайся, — приказал я. — Помогай ему трахать себя.