Наблюдаю за ними, и сама ощущаю, как губы расползаются в улыбке. Девочки-погодки. Настоящие сорванцы в юбках. Как нам было с ними непросто. Хотя…
Пожалуй, все-таки мое положение было слегка читерским. У меня было в два раза больше папочек для эксплуатации.
И если со своей Марией Змей еще смел эскплутировать Эмиля и посылать его вместо себя, то после рождения Юны халтурить стало никак.
Мальчишки, что с них взять. Даром, что большие и взрослые.
Девчонки споласкивают ножки, и с радостью начинают топать босыми пяточками в бадейках с виноградом, восторженно повизгивая. Ну, конечно, кто ж от такого откажется? А уж тем более, когда тебе всего четыре и три годика.
— Змейка, — Эрик окликает меня, и обернувшись я застаю его уже стоящим в высоком чане с виноградом. О, так вот почему он сегодня влез в короткие шорты. А я-то думала, с чего это мне такая радость!
И ко мне свои лапы тянет. Приглашает к нему.
— Ты серьезно?
— А что, наша мамочка не справится? — вкрадчиво мурлычет мой Змей. Ох, ну не надоедает же мне.
Я изображаю крайнюю степень возмущения и пряча насмешливую улыбку иду к работнику винодельни, который уже тащит мне ведро с водой для мытья ног.
Аутентичные вина, говорили они…
Минимум машинного производства.
Виноградные гроздья собираются руками. И никаких тебе прессов!
Я цепляюсь за пальцы Эрика и оказываюсь по середину икры в хлюпающей влажной, сладкой виноградной массе.
Нужно сказать, давить стопами лопающиеся виноградные ягоды — необычное и местами очень занятное ощущение. Говорят, это еще и кислотный пилинг. Хи!
Кто-то включает музыку. Это Бьянка. Сестрице моего Змея хлебом не корми, дай устроить работникам, друзьям или дальним родственникам мини-выступление с нами в главных ролях.
Хотя, этот трек — он кажется больше стебный.
— Кажется, твоя сестра хочет, чтобы мы перетанцевали Челентано, — шепчу я, привычно переплетая свои пальцы с пальцами Эрика.
— Пф, — мой Змей снисходительно фыркает, — я это еще в четырнадцать делал. И потом, у Челентано не было такой охуенной партнерши!
Выпендрежник! И бесстыжая льстивая морда!
Ни за что ему не скажу, что пятая точка у него гораздо залипательнее, чем у Челентано. И пусть я предвзята, имею право на свое мнение.
Музыка и я, музыка и Змей… Кажется, она одерживает нас обоих разом. Сколько раз это было? Этих танцев друг для друга, в любом состоянии души. Один раз мы разругались с ним вдрызг, расхерачили сервиз из сорока шести предметов, и сидели по углам гребанной кухни. Ни один из двух упертых идиотов не хотел признавать своей вины.
А потом пришел Эмиль. И включил нам музыку…
Он знал нас получше, чем мы сами себя знали.
Убирались потом втроем. Правда, уже после того, как обрели мир и баланс в постели.
— Пять лет, Змейка. Ты понимаешь? Пять лет! — Ладони Эрика обхватывают мои щеки и он жадно целует меня в губы, — никогда не думал, что буду желать прожить с одной и той же женщиной еще сто раз по столько.
— Все вы так говорите, — ворчу я, но и сама обнимаю его за шею.
И вправду пять лет. Как быстро они пролетели… Быстро, безумно, эмоционально!
Большую часть года мы жили все-таки в Италии. Не сказать, что я не была патриоткой, но любовь с небом над Катанией меня так и не отпустила. Правда вылез нюанс, из-за которого Эмиль с Эриком на несколько недель разругались, мне даже пришлось улететь в Москву без них, чтобы побыли наедине и подумали над своим поведением.
Они договорились.
И я все-таки вышла замуж за Эрика. Целый год, вплоть до самого, тишком оформленного от его родни развода, я Змея подкалывала, что это все ужасный расчет и только ради гражданства. Он угорал и бесился, бесился и угорал. Хотя… На самом деле, если бы это ему не приспичило, чтобы на международном танцполе мы выступали от его страны — все это мутить не было бы такой уж необходимости. Подождала бы я, наверное…
К рождению Юны родня Эрика отнеслась странно. Она была такая характерно не итальянка... Светлые волосы, ярко голубые глазки... Я замечала косые взгляды, слышала шепотки. Но в какой-то момент они взяли и исчезли. Эмиль по секрету шепнул, что мой Змей устроил своим родным разнос и попросил не лезть в его личную жизнь. Вслух никто не лез. Мы этим удовлетворились. Не сказать, что нам уж было так важно это «семейное одобрение».
К родным Эмиля и его бабушке ездим на Рождество. У них такие сугробы… Для девчонок — настоящий экстрим. Тем более, бабушка у Эмиля мировая. И эксцентричная. На нашу неразлучную троицу смотрит и посмеивается. Любит и Юну, и Марию, утверждает, что сослепу вообще не замечает между ними разницы.