Сосед сверху, сосед снизу

Признаться, я вчера, выставив его на лестничную площадку, усвистела на балкон и сидела там, заткнув себе уши наушниками, чтобы не искуситься, если он вдруг начнет звонить и проситься обратно.

Мне и вытолкать-то этого медведя удалось только за счет его удивления.

— Ну, теперь у тебя есть повод оставить меня в покое, — я все-таки достаю две плоские тарелки под шакшуку. Интересно, что бы я делала, если бы Алинка не оставила мне посуду? Тырила бы из Назаровской кухни утварь, прикрываясь мраком ночи?

Ну, а чего — это ж я её закупала, между прочим. И закупала, и выбирала, и деньги на неё выискивала, как в семейном бюджете, а позже — и в бюджете фирмы.

— Ах, вишенка, какая же ты наивная, — ухмыляется Змей, а сам встает со мной рядышком, чтобы вымыть принесенную с собой чернику, — разве был бы смысл в пари, если бы я сдавался так быстро?

Облом, однако. Очередной!

Он все делает красиво, даже моет крупные голубичные ягоды, перекатывая их в горсти. Потом разворачивается ко мне, черничины же лежат в его ладонях, будто в корзинке. Без лишних слов я достаю для его ягод одну порционную прозрачную салатницу. И не раскатятся — и на стол поставить не жалко.

— Спасибо, cillegina, — Змей сгружает ягоды в мисочку, а потом прихватывает одну и касается ею моих губ, — попробуешь?

В этой ситуации — что не выбери, у всего есть острая сторона. Взять у него ягоду — принять его игру, уже само по себе возмутительно. Не взять — бросить вызов, а мне еще с ним танцевать несколько недель.

И на самом деле хочется попробовать.

Чернику, разумеется, не Эрика же!

Прохладный, нежно-сладковатый черничный вкус раскатывается по моему языку. А еще влажный палец Эрика проходится по моим губам, заставляя мое сердце забиться чаще.

Господи, как же сложно от него отвести глаза! Особенно когда он сам вот так смотрит, будто в уме уже трахнул меня на этой вот столешнице из полированного мрамора.

А может быть, не будто?..

Мне кажется, я в его глазах могу рассмотреть всю ту камасутру, что сейчас происходит в его голове.

Тишина, повисшая между нами, становится гуще и слаще с каждой секундой. И палец Эрика продолжает поглаживать мои губы и не желает от них убираться.

Чем дольше я смотрю в его глаза, тем больше ощущаю — еще чуть-чуть, и камасутра из его головы начнет претворяться в жизнь. А я... Я даже не знаю, смогу ли я этому помешать. И захочу ли?

В том, чтобы не поддаваться желаниям до свадьбы, был какой-то смысл. Чистота для любимого, и так далее.

Вот только я уже не чистая. Да и любимого, ради которого не хотелось разбрасываться, больше нет. Наоборот. Все сильнее свербит в душе что-то голодное, пустое, требующее встряски. Да такой, чтобы от меня прежней не осталось ничего, даже пары кирпичиков.

Значит... Значит, осталось подумать, чего мне хочется, ткнуть в более приятного мудака пальцем, и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы они оба наконец оставили меня в покое.

— Ты, кажется, хотел поговорить о первой репетиции, — откашливаюсь, с трудом преодолевая слабость.

— Да-да, — Эрик с досадой морщится на меня, сломавшую ему картинки в голове, — давай позавтракаем и уже поедем в студию. Я хочу посмотреть, насколько ты все-таки потеряла форму за эти пять лет. А то вдруг я ошибся, и ты даже при наклоне до носков не достаешь.

Вот мерзавец!

Посмотрит он!

Сколько ж можно намекать, что я не вытяну его величество?

Я и так этого боюсь, между прочим. Но с утра уже не могу унять предвкушающую дрожь в пальцах. Я вернусь на паркет. Вернусь!

— Тебе предоставляют зал от съемочной студии? Для репетиций? — я шныряю к столу, отчаянно пытаясь даже лишний раз не задевать Эрика бедром и делать вид, что я не заметила его подколку.

— Нет, я его сам для себя выбрал, — невозмутимо откликается Змей, придвигая к себе тарелку, — не волнуйся, моя cillegina, тебе понравится!

— Он далеко? — я с удовольствием отправляю в рот первую вилку с мелкими кусочками матбухи. — Два часа добираться будем? Неужели ты любишь поесть перед тренировкой, грешник?

— Нет, зал недалеко, — Эрик покачивает головой, глядя на меня с непроницаемой улыбочкой, — но до зала мы с тобой заедем кой-куда еще. Там время и уйдет.

— Куда это еще мы заедем? — я с удивлением уставляюсь на этого проходимца, пытаясь понять, что он задумал.

— А в чем ты будешь репетировать, вишенка моя? — коварно интересуется Эрик, неторопливо поглощая свою порцию.

Туше. Тут мне ответить нечего. А что, есть варианты? Хотя…

Можно что-то придумать, на самом деле.

20. Трое. Третий угол

Когда Змей выходит из подъездной двери — он замирает на первой же ступени крыльца, будто споткнувшись глазами на подтягивающемся на турнике Эмиле.

Были бы свободны руки — Эмиль бы даже отсалютовал, не удержался, глядя на помрачневшую физиономию Змея.

Да-да, друг, помнишь, я тоже тут живу?