Соседи

— Балалайка — не скульптура. Балалайка только бренчит струнами. А скульптура, если долго смотреть на нее, будто начинает с тобой разговаривать, как человек. И почему ей больно — расскажет, и почему радостно. Только у Эрьзи мало радостных лиц. Больше всего задумчивых и грустных.

— А почему — задумчивых и грустных?

— А потому, что он долго в чужих странах жил. И тосковал по дому. По России.

— А потом?

— Что потом?

— Так и тосковал?

— Ну, нет. Потом домой вернулся. В СССР. Тоска, она туда зовет, где человек родился.

Разговор ребят прервал артист с голубым галстуком. Он вышел на сцену, весело посмотрел в зал и объявил:

— Начинаем спектакль Мордовского кукольного театра «Аннушка»…

И рассказал, что спектакль этот подготовлен по народной сказке, действие которой происходит в давние-давние времена. Сказка дошла до нас из старины глубокой и до сих пор преподносит добрым молодцам урок, учит жить.

Открылся занавес, и ребята увидели игрушечную комнату. На стуле сидела толстая кукла-тетка в юбке. Глаза сердитые, а нос длинный. Напротив на трех кроватях спали ее толстощекие дочери. А сбоку, опустив голову, стояла худенькая девочка с челкой надо лбом. Это была Аннушка — сиротка. За кусок хлеба Аннушку заставляли таскать дрова, стирать белье, мыть посуду. А чтобы быстрее работала, били. Вот злая хозяйка приказывает ей соткать за одну ночь своим ленивым дочерям шерстяные платки. Аннушка плачет. Как за одну ночь сделать это? Но ей помогают добрые звери. В другой раз хозяйка приказала за ночь сшить три платья, а потом — три шубы. Звери сделали и эту работу, но здорово рассердились на злую хозяйку и помогли Аннушке бежать от нее. Пусть ее толстые дочери сами работают!

Куклы неуклюже, по-чудному передвигались по сцене, будто не шли, а плыли, размахивая руками. А когда какая-нибудь из них раскрывала рот, то слышался человеческий голос. Куклы разговаривали. Все это было так необычно и интересно, что ребята сидели словно завороженные.

Машу возмущало поведение злой хозяйки. Какое право она имела бить беззащитную девчонку? Будь это в наше время, злюку сразу привели бы в сельский Совет. А то и в суд. Отвечай за свои злые дела! Но это ведь сказка. А что, разве не бывает бессовестных людей в жизни? Конечно, бывают. Хоть бы Сашкиного отца взять. Сына за уши дерет? Дерет. За Машей с прутом гнался? Гнался. Из-за своей несознательности и в больницу попал. Выпьет, и смотрите: «Я герой!» Полез на коровник и — бац оттуда. Жалко, конечно, особенно из-за Сашки. Как-никак отец он ему…

Спектакль закончился, и артисты, водившие кукол, появились на сцене. Зрители захлопали в ладоши. А Павлик даже ногами затопал. Чтобы больше шума было. Дед Митрий посмотрел на него неодобрительно. И вот уже все встают, уходят. А Павлику не хочется уходить. Он подошел к сцене и спросил артиста с голубым галстуком:

— Скажите, пожалуйста, а бабочки как летали? Они ведь не настоящие…

Это Павлик вспомнил, как на сцене Аннушка шла по лугу, а над ней летали красивые бабочки. Не только Павлик, но и Маша тогда подумала, как это они летают? Но спросить об этом артиста она бы никогда не посмела. А Павлик, вон он какой: «Скажите, пожалуйста…»

Артист с голубым галстуком взял со стола что-то невидимое и стал дергать рукой. Вверх тут же взлетели бабочки: красные, желтые, белые.

Сашка с Машей поняли: у артиста в руках ниточки, а к ним привязаны бабочки. Вот и летают. Перестал дергать ниточки — бабочки перестали летать.

— И я сделаю такие! — похвалился Павлик своим новым друзьям, когда они выходили из Дома культуры. — Пойдемте к нам. Я сейчас вам покажу.

Дед Митрий пошел куда-то по своим делам, а Сашка и Маша отправились с Павликом. День был в разгаре. Солнце еще не село на колодезный журавль. А вот когда оно по этому журавлю вниз покатится, тогда ребятам пора будет домой.

Шагая по улице, Маша с Сашкой глазели по сторонам — в Ковляе появилось много нового. Недалеко от колодезного журавля, что вскинул свое крыло вверх, стояла водопроводная колонка. Павлик нажал на железную ручку колонки, и из нее хлынула вода. Сашка не успел отойти в сторону, ботинки его сразу наполнились водой. Прошли немного — еще колонка. Первым подбежал к ней Сашка. Нажимая на ручку, он прикрыл ладонью отверстие, и струя воды через пальцы взметнулась вверх и окатила Павлика и Машу.

Маша надула губы. А Павлик ничего, отряхнулся, будто после купания, и сказал:

— А у нас перед домом тоже колонка есть. Недавно сделали. Как в городе.

И Павлик стал рассказывать о том, что в Ковляе скоро построят новые двухэтажные дома, в которых все будет по-городскому. И водопровод, и ванная, и всякое такое.

— Подумаешь, двухэтажные! А мой дядя в девятиэтажном живет! — объявила вдруг Маша и косо глянула на Сашку. — И лифт у них есть. Это кабина такая. Войдешь в нее, нажмешь кнопку и поднимет на любой этаж. И песик у него есть, такой маленький-маленький, лохматый-лохматый. А он — кандидат наук.

— Кто кандидат наук? Песик? — засмеялся Павлик.

— Мой дядя… Кто же еще?

— А что такое кандидат наук? — спросил Сашка и прибавил шагу, чтобы не отстать от товарищей.