Соседи (СИ)

Верно однажды отметил классик: «Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень не столь различны меж собой»{?}[А.С. Пушкин. “Евгений Онегин”].

А что до мамы…

— Я знаю. Ты молодец. Вообще, наверное, это сложно – нащупать баланс. Свои границы нужно уметь отстаивать, даже если речь о самых близких. Но и не перегнуть важно, чтобы не обнаружить себя вдруг… В глухом одиночестве. Семью надо беречь, пока… Пока она у тебя есть, — последние слова разодрали горло клубком колючей проволоки, но всё же были выдраны и вытолкнуты наружу. Если уж малой интересно послушать его мнение, он им поделится. — Но в данном случае я о другом говорил. О реализации. В конце концов, можно попробовать совмещать с основной работой, пока учишься тому, что нравится тебе, а не твоей матери.

Она притихла. То ли расстроилась, то ли обиделась на прямоту, то ли просто задумалась. Егор покосился по левое плечо, проверяя. Скорее всё же расстроилась – на лице там всё отражалось. Шла вперед молча, брови печалились, пухлые губы сжались. Но на ресницах пока не блестела вода. Когда малая всерьез обижается – там вода. Железно. И щеки – как у хомяка.

Пока он толкал свою вдохновенную, жизнеутверждающую речь, они дошли до «Ямахи». Про себя Егор еще на выходе из студии решил, что вызовет такси, чтобы не толкаться в подземке с гитарами и инструментами, которые сейчас заберет из кофра. Саму «Ямаху» завтра ждет эвакуация до ближайшего сервисного центра и вскрытие, что-то там совсем нечисто.

— Ты скучаешь?.. — неожиданно раздался совсем уж тихий голос. Если бы за секунды до этого момента красный сигнал светофора не тормознул транспортный поток, и не расслышал бы.

Егор, копавшийся в прикрепленной к седлу байка сумке, поднял голову и встретил испытующий взгляд широко распахнутых васильковых глаз. Вопрос застрял на языке, не озвученный:

«По кому?»

В связках застрял ответ. Ясно, о ком она спрашивает. Видно, что уже пожалела. Зато сразу стало понятно, почему вдруг так расстроилась – на ровном, как поначалу показалось, месте. Еще и вчерашний разговор на лестничной клетке небось припомнила.

— По родителям… Конечно да. Прости, — малая избавила его от необходимости что-то говорить, и слава богу. Если бог, конечно, есть, в чем Егор лично очень сомневается. А если нет, то… Ну кто-то же должен там быть? Неужели совсем никого? Ведь кто-то же выкидывает с ним все эти фокусы!

Эту тему Егор никогда ни с кем не обсуждал и не станет. Никогда. Ни с кем.

Никому. Никогда. Никакими словами не донести, чем именно стала для него его семья. Лестницей из ада – вот чем. Скучает ли он по ним? Спустя пять лет? Иногда как накроет, и он спрашивает себя, почему тем летом отказался от поездки. Сорвались бы с тропы вместе. Впрочем, малая и так уже всё в глазах прочла – по её заблестевшим видно. Прочла и – ужаснулась. Вот поэтому для себя он и не нашел ничего лучше масок: окружающие не бросаются врассыпную в замешательстве и испуге. Но в общении с ней он постоянно про маску свою забывает. Потому что общение с ней раз за разом вверяет ощущение, что его принимают таким, какой он есть – без всяких масок. И дарит облегчение.

— Ты не один, — прошептала Ульяна, продолжая пристально вглядываться прямо в душу. — Помни об этом.

Звучало… Как если бы… Как если бы было правдой. Искренность, с которой она только что произнесла эти слова, обезоружила. Слушать возражения нутра не хотелось, заткнуть его хотелось. Не сопротивляться и просто поверить. Просто – единственный раз – взять и разрешить себе поверить. Просто.

Ни хуя.

— Знаешь что, Егор? — её взгляд забегал по местности, и глаза вдруг блеснули лихорадочным блеском. — Придется тебе мне доказать, что творчеством можно зарабатывать. Прямо сейчас! Иначе это всё пустой трёп. Да!

— Это как же, интересно? — ухмыльнулся он, недоумевая, почему так быстро умудрился попасться на закинутый крючок. Тяжелые мысли как волной слизало, и теперь их заместили другие:

«Что ты задумала?»

— Расчехляй! — хлопнула малая в ладоши. В глазах зажглись знакомые хитрые огоньки, сигнализирующие миру: провокатор опять в деле. Кажется, в прошлый раз он их видел, когда она ему, стоя посреди его собственной кухни, предлагала своей крови. Или в клубе? Или у школы, когда она спрашивала разрешения на мотоцикл? Вот они. Опять. Получите, не забудьте расписаться в получении.

— Что?.. — Егор очень старался напустить на себя вид посерьезнее, посуровее, но противопоставить что-то этому заговорщицкому выражению её лица оказалось невозможно: губы уже поползли, против воли начали растягиваться в усмешке. — Зачем?

Ясно зачем.

— Затем, — ну всё, там уже не огни, там уже пожар. Неостановимый. — Гитару доставай!

— Малая… Ты нормальная? — предпринял он последнюю попытку заставить её одуматься, пусть сердце и нашептывало еле слышно, что победитель в этом противостоянии уже известен, и это не он. — Ты что собираешься тут устроить?

Всё тщетно. Ульяна невинно захлопала ресницами:

— Маленькое представление, только и всего! Пять минут славы. Или пять минут позора – кому как. Но это совершенно точно будут пять минут веселья!