Соседи (СИ)

Егор оглянулся по сторонам, оценивая обстановку. Черти пляшут, точно. Он же уже давно всё понял, так почему каждый раз удивляется, как в первый? Так, ну… Ладно. Такое он себе только лет в двадцать позволял, когда деньги уже были нужны, а возможности полноценно работать из-за плотной учебы не имелось. Но ей-то оно всё зачем?

Кажется, и на этот вопрос найдется ответ, если он разрешит себе его поискать.

— Ну! — игнорируя его немой вопрос, подначила Уля. — Бабе Нюре продукты купим.

«Бабе Нюре?.. Серьезно?..»

Против такого аргумента возразить нечего, его разоружили и уложили на лопатки. Баба Нюра – это святое.

...

Чистое безумие. Человек с обычной акустикой в десятке метров от входа №1, огни машин и фонарей, красные кирпичные дома, особенная уютная атмосфера района, толпы уставших, вымотанных рабочим днем людей, скользящие пустые, а у кого-то и заинтересованные взгляды. Кто и впрямь остановится на пару секунд, кто подойдет поближе, чтобы лучше слышать, а кто и головы не повернет, ко всему на свете привыкший. Кто-то пронесется мимо, на ходу достав из кармана мелочь или купюру. Бумага и металл летят в раскрытый чехол, но им по фиг – до того, летит ли туда что-то или нет, нет никакого дела. Им и впрямь весело. Она дурачится, танцует, кружится, раскинув руки и выманивая улыбки у утомлённых прохожих, и просто дышит. Сложно оторвать от этой картины взгляд. А он поёт. Чужое, первое, что в башку ударило. Поёт – в который уже раз за единственную неделю.

О том, как кончилось вдруг их с малой кино. Как из рук её вырвал один звонок в дверь и единственный разговор. О том, что играть она совсем не умеет – и речь не о гитаре или нервах: она не желает изображать из себя того, кем не является. Эта предельная искренность обезоруживает вновь и вновь.

Это песня о том, что сожаления о сделанном настигли – и поделом. О том, что люди продают любовь, меняя её черт знает на что. А еще о том, что смерть уже ждёт у порога. Кто знает… Вполне возможно, когда-нибудь их с малой кино опять кончится. Ведь он тоже совсем не умеет играть. Не умеет изображать из себя того, кем не является.

Не с ней.

Ни намека на зажимы и напряжение. Нутро расслаблено, мышцы расслаблены, дыхание спокойно, голос разогрет и льется, звучит легко, свободно и естественно, летит вперёд. Само сердце поёт.

Наверное, если бы Анька это видела, её бы разорвало на атомы в ту же секунду. Хорошо, что не видит. А то ведь потом уже не отвертишься…

 «Ты сумасшедшая, малая. Просто сумасшедшая…»

А дальше ­– еще что-то, на бис, аттракцион невиданной щедрости, небеса над головой разверзлись. Не столько для раззадоренной группки требующих продолжения банкета подростков, сколько ради того, чтобы еще немного посмотреть на её порхание.

А дальше ­– гитары в багажник такси и двадцать минут до дома. Малая на заднем сидении, что Скрудж Макдак над своим несметным богатством, – звенит монетками и шелестит бумажками. А он рядом с водителем – прикрыв глаза, слушает благословенную тишину в собственной душе. Кажется, сон сегодня будет крепким… Почаще бы так.

— Шестьсот девяносто четыре рубля за десять минут! — воскликнула она пораженно. — Ты меня убедил! Я сдаюсь!

Егор распахнул ресницы, обернулся и посмотрел на её одухотворенное лицо. Каких-то семьсот рублей, что на них сейчас можно купить? Кило нормального мяса, пачку сигарет и пакет молока? Но там, на лице этом, читается: «Победа!». Вообще да – целых семьсот рублей. За десять минут. Ладно, окей, действительно неплохо.

«Видимо, мы с тобой сегодня были убедительны»

— Всё зависит от тебя. Ты людям, люди – тебе. Они чувствуют искренность – и фальшь тоже – и реагируют, отдавая или не отдавая взамен, — пробормотал Егор, чувствуя, как по грудной клетке, расслабляя все до одной мышцы тела, разливается умиротворение. Сейчас звучат простые истины. Простые для него, ведь проверялись они годами, и годами он находил им подтверждение.  — Вкладывай душу – и всё тебе будет.

— Да-а-а, — протянула Ульяна задумчиво. — Очень хорошо чувствуют. Вообще-то, поешь ты классно. Ты где-то учился?

«У всех…»

— Нет. На курсе гитары случайно обнаружили абсолютный слух, — ответил он, вспоминая, как предположение его преподавателя об одаренности своего ученика проверяли все, кому оказалось не лень тратить на восемнадцатилетнего парня свое время. Вот уж «радость» ему была. — Просто повезло. Специально нигде не учился, всё это только ради фана.

— По наследству передался? Слух? — чуть подавшись вперед, серьезно спросила малая.

— Без понятия, — прошептал он, встречая её горящий взгляд. Вернулся в исходное положение. Это правда: кому сказать спасибо за эту способность, Егор не имел ни малейшего представления. В его семье даже с песенкой «В лесу родилась ёлочка» справиться не могли. Не могли, да, но Дедом Морозом и Снегурочкой год от года старательно ради него наряжались, пусть уже в восемь лет он и объявил в ультимативной форме, что ни в какого Деда Мороза не верит.

— Ясно… А что любит баба Нюра? Что ты обычно ей покупаешь?