Соседи (СИ)

— Ты хочешь, чтобы я тебе на пальцах философию свою объяснил и в головушке твоей светлой по полочкам разложил? Самостоятельно? А тебе бы и делать самому ничего не пришлось? Ты уверен, Стриж? — угрожающе прищурившись, игнорируя звучащие со всех сторон призывы угомониться, прорычал Егор. Шаг вперед – и вот уже в серо-зеленых глазах приятеля, бывшего, видимо, он видит собственное отражение. — Точно?..

Кто кого ещё задрал. Заебал!

В моменте Егор чувствовал себя готовым размазать его сейчас с этими примитивными представлениями об «упущенном» по стенке. Размазать и смешать с говном. При всех. Стриж сам захотел публично обсосать детали чужой личной жизни, так в чем же моральная дилемма? Нет никакой дилеммы. Размазать и смешать настолько тщательно, чтобы в глазах этих людей этот болван свое реноме уже не отмыл. И пусть из его и без того мизерного условного ближнего круга выпилится еще один человек – насрать, невелика потеря. Сколько их уже было отправлено за дверь? До хера. Одним больше, одним меньше – скатертью дорожка!

— Не надо… — протискиваясь между ними, умоляюще протянула малая, и тёплая ладошка уперлась куда-то в район солнечного сплетения. Мягко, но настойчиво она умоляла его остановиться. Егор замер и опустил взгляд: теперь отражение рисовалось в других глазах – глубоких перепуганных васильковых. Красиво. Очень. Но невовремя.

Законченная, как казалось, мысль неожиданно обрела развитие. Всё! Вскидывая подбородок и вновь устанавливая зрительный контакт со Стрижовым прямо над Улиной макушкой, сжимая кулаки в карманах, чувствуя, как со зловещим шипением взрываются тысячи пузырьков нервных клеток, Егор насмешливо продолжил:

— Или пойдем выйдем, и я тебе там объясню? Без свидетелей?

— Рыжий?..

«На хуй пошел!»

Егор резко повернул голову на прозвучавший откуда-то сбоку голос и смерил неприветливым взглядом его источник – спутника Новицкой, на вид своего ровесника. Раздражение расплескалось в нём смертоносным ядом, и он ощущал готовность отправить лесом каждого, кто попадется под горячую руку; так рявкнуть на посмевшего в чужие разборки влезть, чтобы штукатурка посыпалась. Хотя откуда на летней веранде штукатурка? Только традиционно затянутое смогом ночное московское небо. Рвано вдохнув, заскользил взглядом по лицу, которое ещё со сцены показалось ему смутно знакомым. .

По мере того, как глаза цеплялись за забытые, казалось, черты, сердце, и без того херачащее на запредельных скоростях, разгонялось до превышения, за которое на дороге лишают прав. Белобрысый, всё такой же тощий, такой же скуластый, с широкой щербинкой меж зубов. Это его щербинка, так уж коренные выросли, кто там в те времена, при той жизни, думал о прикусе? С небольшой родинкой чуть правее верхней губы. С тем же «ёжиком» на башке, чуть удлиненным по сравнению со стрижками, что они все тогда носили. И с той же тоской в зрачках – она неизбывна и просвечивает из нутра наружу у каждого, кому удалось победить этот мир и спастись. Егор пусть не видит, но помнит: на предплечье у этого парня рубец от ожога – его, Егоровых, рук дело. Мелким был, не подумав, выплеснул на друга кипяток из щербатой кружки. Мстил.

«Дрон?..»

— Узнал? — заулыбался Андрей смущенно. — Вижу же, что да! Ну, здарова!

Егор заторможенно кивнул, пытаясь справиться с нарастающим шумом в затрещавшей башке, со звоном в ушах. Вся сцена ушла на задний план – вместе с Вадимом, будь не ладен, с малой в каких-то сантиметрах, с толпой людей вокруг. Лица расплылись, звуки погасли. Призраки прошлого настигли его в момент, когда он этого уже не ждал. Такие, как он, имея перед глазами дурной пример – и не один – нередко кончают гораздо, гораздо раньше тридцатки. Спиваются, обдалбываются или получают лет двадцать-тридцать за особо тяжкие. Но вот он – призрак – прямо перед ним, всё еще живой, не спился, не скурился, не передознулся и не в тюрьме. А в Москве. Стоит, заглядывая прямо в глаза и растерянно улыбаясь одними уголками губ. Это у них с Андрюхой, можно сказать, семейное – они с Андрюхой не умеют широко улыбаться.

Кажется, его ночные кошмары вновь к нему вернутся. Уже сегодня.

— А я всё смотрю-смотрю на тебя уже минут сорок и никак понять не могу – ты? Не ты? — заторопился Дрон. Похоже, испытывал он сейчас, в отличие от Егора, совсем другие эмоции. Уже успел справиться с собственным шоком, в то время как Егору до сих пор чудилось, что закопченное московское небо падает прямо ему на голову. — И подойти не решаюсь! Не, мир – это точно большая деревня! Ты как тут?

— Да вот – как-то так… — пространно окинул взглядом пространство Егор. Слова не находились, язык не подчинялся, и все мысли разлетелись стайкой перепуганных воробьев. — А ты?..

— Круто! — дружески толкнул Егора в плечо Андрей. — Не, реально! Скажи кому из наших – не поверят! А я… А чё я? Работаю.

«И много… наших?.. .. Кому говорить?..»

Слова отказывались складываться, связываться в логичную цепочку и формулироваться в предложения.