Невнятные, неуловимые, дымные предположения третируют нутро, в ушах звучат хлопки двери и вопли: «Ты нормальный?!». Кажется, ответ на вопрос, почему он «такой», кроется где-то здесь, но как спросить? Как убедить вывернуть перед ней душу? Как напрямую поинтересоваться, кто такой Андрей, когда Егор, так явно демонстрируя нежелание продолжать разговор в присутствии свидетелей, вывел его на улицу?
На улице они и распрощались. После того как Егор вышел вслед за Андреем, проигнорировав брошенную в спину желчную тираду Вадима, Уля с Юлей остались в компании, где чувствовать себя расслабленно оказалось уже довольно сложно. Напряженная Аня еще раз поблагодарила обеих за присутствие и представила нового гитариста. Олег его, оказывается, зовут. Вздохнула и поинтересовалась, посмотрела ли Ульяна запись, а получив утвердительный ответ, просто кивнула, молча считывая впечатления в глазах. «Я вижу прогресс, большой», — эту фразу она бросила уже куда-то в пространство, а затем отвлеклась на желающих пообщаться. Игорёк закинул удочку насчет afterparty и, получив поддержку остальных, не на шутку загорелся идеей непременно куда-нибудь забуриться. Уля от Аниного предложения присоединиться отказалась. В конце концов, завтра рабочий понедельник. Кроме того, проводить время с малознакомыми людьми, которые явно желали накидаться, возможно, даже в хлам, ей, мягко говоря, не хотелось. Взгляд то и дело цеплялся за выход с веранды в надежде, что вот-вот вернется Егор, но он не появлялся. А присутствие рядом Вадима, который попросту глазами её сжёг, всем своим видом показывая, насколько сильно обижен отсутствием поддержки с её стороны, стало напрягать всё больше и больше. Единственное, что имело сейчас смысл, так это возвращение домой.
На улице оказалось довольно прохладно, что не должно было удивлять – как-никак август уже неделю напоминал о том, что кончается лето, – но удивляло: по дороге туда она не успела ощутить вечернего холода, а тут в своей тонкой футболке и хлопковых брюках в секунды озябла. Такси всё не ехало, и, стоя перед клубом, ёжась от пробирающего до костей холода, Уля пыталась отвлечься на разговор с вышедшей следом Юлей. А взгляд безуспешно выискивал в прохожих знакомое лицо.
Когда за спиной раздалось: «Поехала?», обернулись они с Новицкой синхронно. Двоих потеряли, двоих и обнаружили. Андрей сообщил Юльке, что, если та хочет, сейчас они куда-нибудь отправятся. Разумеется, подруга – хлебом её не корми, дай потусить до рассвета – тут же охотно согласилась. Егор едва походил на себя: за десять – пятнадцать минут отсутствия в поле зрения он словно лет пять в возрасте прибавил. На отдающем свинцом лице лежала тяжелая печать неодолимой усталости. Обычно прямой, как стрела, он чуть ссутулился, будто вес лёгшего на плечи груза оказался неподъемным. Даже голос – и тот звучал тише обычного. Расстроенно. А Ульяна смотрела на него и понимала: нет, не в Стрижове дело. Вадика он бы в асфальт закатал, не моргнув глазом, тогда он ощущал себя уверенно, был убежден, что прав, а в этот момент… А вот Андрей выглядел довольным.
Уля молча кивнула, спрашивая себя, не собирается ли Егор в таком состоянии возвращаться домой на «Ямахе». Ответа в глазах напротив не нашла – там бушевало штормящее море. «Спасибо, что приехала, — вот что она услышала вместо ответа. — Накинь». Проверив карманы джинсовки, снял её и протянул Ульяне: «Холодно». Возражений слушать не стал, сообщив, что у него в гримерке валяется кожанка.
В общем, едет она в этой куртке. Куртка пахнет им. И это какая-то фантасмагория… Какая-то чудовищная фантасмагория… Это хуже, много хуже, чем представлять себя в метро в его объятиях, потому что тогда всё ограничилось картинками в голове, пусть и неразумно, возмутительно яркими, а сейчас… Куртка хранит его тепло и еле уловимый запах – нагретой солнцем коры, тягучей янтарной смолы и разнотравья. Она словно и впрямь в объятиях, и мозг сдается. Мозг рад обманываться, дорисовывая детали, которых не хватает: стук сердца, но уже не под ладонью, а в ушах; руки в кольцо, размеренное дыхание. И тишину. Это катастрофа, потому что человека… человека рядом нет. Его тут нет.
Если бы Ульяне было лет шестнадцать, она бы в этой куртке спать сегодня легла и проревела бы в неё ночь напролет. Но ей аж двадцать четыре, она взрослая девочка и куртку повесит на крючок в прихожей, а завтра отдаст владельцу со словами благодарности. Да. Она не мазохистка. Если только чуть-чуть, потому что расстаться с его вещью в тёплом салоне такси всё-таки отказалась.
***