Соседи (СИ)

Прошлёпала в одеяле на кухню в надежде увидеть что-то с балкона – может, мест у подъезда не оказалось, и он запарковал «Ямаху» с той стороны? Тёплый терпкий запах табака коснулся ноздрей, стоило открыть плотно прикрытую за Коржом балконную дверь. Босые ноги ступили на холодный влажный кафель, и она замерла, перестав дышать: осознание, что прямо сейчас Егор курит на собственном балконе, приходило медленно. Абсолютно точно – он там, стоял и, может, думал о чем-то, она видела его позу мысленным взором. А свет у него не горел. В тишине ночи уши различили еле слышную мелодию, и звучала она, кажется, не из квартиры, а из спущенных на шею наушников – именно такую картину рисовало воображение. Постояв ещё немного, Уля вернулась на порог кухни, беспомощно осела вдоль бетонного откоса, уронила голову на колени, прерывисто выдохнула и устало прикрыла глаза.

Четыре, мать его, утра!

Зашедшееся сердце не собиралось снижать темпы, но сознание постепенно успокаивалось. Дома. Он дома, всё. Нужно заткнуть внутренние вопли и хрипы, справиться с труднопреодолимым желанием осторожно высунуться наружу, чтобы своими глазами ещё раз во всём убедиться, и падать спать. Если кошмары продолжатся, если каждый раз для того, чтобы вновь уснуть, ей понадобится проверять, стоит ли во дворе «Ямаха», включён ли у него свет, в кого она вскорости превратится?

«Егор, ты не мог бы сообщать мне, что дома? Я тут волнуюсь, знаешь ли, особенно после того, что ты мне про осень сказал. Мне теперь постоянно снится, что ты не вернулся. Вот мой номер, отчитывайся. Как перед мамой».

Маразматичка.

***

— Ульяна?! Уля! Уля-я-я?!

— М-м-м… Что?..

Попробовав перевернуться на другой бок, Уля поняла, что лицу что-то мешает. Не что-то, а подушка, которую она водрузила на голову в пятом часу утра, пытаясь таким нехитрым способом создать вокруг себя и, главное, в себе вакуум и уснуть.

— Ты что, заболела? Почти час дня…

«И?..»

В следующее мгновение с кровати подбросило. Смаргивая с себя липкий сон, выхватывая из-под матраса телефон, Ульяна попыталась осознать эту реальность, а она была такова: прямо над ней нависала донельзя удивленная мама, а установленный в беззвучный режим гаджет показывал без пятнадцати час. А еще – пять пропущенных вызовов от начальства, -дцать новых сообщений в мессенджере и одно уведомление на приложении её банка. Показывал: «Понедельник, 8 августа». И вся эта информация вместе, без всяких сомнений, кричащим капслоком сообщала ей единственную вещь: «Вот же ж ты лохушка, Ильина, ну!»

«Будильники…»

Ночью Уля напрочь забыла поставить будильник, она обо всем вообще забыла. Всё, чего ей хотелось – победить налитую свинцом голову и поспать хоть пару часов. Смартфон, продолжавший терроризировать уведомлениями о новых сообщениях, был переключен в режим сна и отправлен под матрас без единой задней мысли. На голову Ульяна водрузила подушку, а из одеяла свила гнездо. Только создав вокруг себя тесный кокон, удалось обмануть мозг и наконец отключиться.

— Верчу-верчу верхний замок, а он открыт, — продолжила мама в спину кинувшейся в сторону ванной Ульяны. — Чья это куртка там?

«Ба-а-а-лин…»

— Юлька меня отперла, я ей ключи сбросила, — горстями выплескивая на лицо ледяную воду, пробормотала Уля. Чистая правда. — Куртка чужая.

Тоже правда. Видно же, что не её! Однако интуиция на пару с инстинктом самосохранения орали, что называть имя владельца не стоит. Вообще не нужно произносить имён.

— Ты кого-то сюда приводила? — донеслось настороженное со стороны дверного проема.

«Почему чуть что, так сразу вопросы эти дурацкие?!»

— Нет, мам! Куртку мне дали, потому что я вчера вечером замерзла. Потому что выходила на улицу в футболке. Я должна её вернуть.

В отражающемся в зеркале, чуть прищуренном взгляде матери по-прежнему читалось легкое недоверие к словам своей кровинушки.

— И кому? — вкрадчиво поинтересовалась мама.

Ульяна резво наклонилась к раковине, подставляя ладони под хлещущую струю и отчетливо понимая, что сейчас будет самозабвенно лгать. Сколько же вранья звучит от неё в последнее время… Тонны, тонны вранья.

— Какая разница, мам, а? — простонала она, раздражаясь от себя самой – безвольной слабачки. — Ты его не знаешь.

Егорова это куртка! Почему ей так сложно сказать маме правду? И заодно уж и за пережитое накануне поблагодарить! Нельзя…

— Да просто интересно, кому для моей дочки с себя снять не жалко. Если всё так, как ты говоришь, то… мне он уже нравится.

Ульяна оперлась руками о холодный фаянс и ошарашенно воззрилась на мамино отражение в зеркале. Расслабленные мышцы маминого лица намекали: нападать та не собиралась. По крайней мере, пока. Что это с ней? Вообще на себя не похожа! Ей не нравится никто – никто и никогда. А как же: «Все мужики – кобели неблагодарные?».

«Интересно, что бы ты сказала, если бы услышала, чья она…»