Соседи (СИ)

Отодвинув кресло, протянул руку и сжал прохладную ладошку, пальцы переплелись. «Вот ты и попалась…». Теперь он эту ладошку не выпустит. Затянутые плотной дымкой васильковые глаза наводили на мысль, что Ульяна и рада попасться, а ещё в них же проступали сомнения, что до номера они дойдут. Весьма многообещающе. Может, и не дойдут… Придётся держать себя в руках… Чёрт…

Пять минут, что им понадобились, чтобы преодолеть расстояние от веранды до номера, ощущались бесконечностью. Особенно тяжко пришлось в замкнутом пространстве небольшого лифта: с первого на третий они поднимались совершенно одни. О, если бы эта стальная коробка застряла где-нибудь между этажами, если бы свет погас и не включился, а диспетчер не отозвался… А диспетчера бы и не звали. Идеально. Однако Вселенная оказалась глуха к его воззваниям: чудо инженерной мысли знай себе ползло. …Одну пуговичку расстегнуть… Самую верхнюю… И вторую… И третью… Запустить ладонь под рубашку… Стиснув челюсти, Егор удерживал себя на месте. Пламя разгорелось, терпение испарялось из него невесомым облачком, но затуманенный рассудок ещё умудрялся давать своему хозяину дельные советы, предупреждая: стоит начать, и не остановишься.

Преждевременно не впасть в состояние аффекта помогала вибрация разрывающегося в кармане телефона. Пофиг на него… Саундчек в два часа дня, подождут. Уля, чувствуя на себе говорящий взгляд, опустила очи долу и рассматривала истёртый тысячами ног пол. Однако ходящая вверх-вниз грудь с потрохами выдавала направление её мыслей. Теперь-то он знает точно: эта её скромность – ложная. Это и не скромность вовсе, а приличествующая месту и обстоятельствам маскировка, необходимый самоконтроль. Но на пороге комнаты, раньше, чем щёлкнет замок закрывшейся за ними двери, контроль будет похерен к чертям. Пока иначе не было.

Створки дверей разъехались, дымный, обещающий небеса взгляд обжёг внутренности и перед глазами резко потемнело. Извилины в голове последовательно отключались на неопределенный срок, однако идентифицировать горничных в снующих по коридору серых пятнах Егор ещё успел. На этаже вовсю шла уборка номеров. Что же… на то и придуманы таблички с просьбой не беспокоить – ровно для таких исключительных, не терпящих отлагательств случаев. Табличка… ещё одна ценная мысль – последняя в ушедшем офлайн мозгу. Воображение нарисовало сценарий по кадрам: всё-таки сначала он Ульяну вволю попытает, затянет прелюдию, насколько самого хватит, начнет прямо в прихожей, а закончит… Не всё ли равно, где?.. Приятное чувство наполненности и давления одурманивало, ладони ощущали пока ещё фантомное тепло, а пальцы – каждую выпирающую косточку, упругость округлых бедер и влагу. Глаза уже видели – испарину на фарфоровой коже, прогнувшуюся дугой спину, рисунок рёбер и изгибов тела. Уши уже слышали – шёпот, учащённое дыхание, собственное имя в ухо, нарастающие полувыдохи-полустоны. Смущённый румянец схлынул с её щек, взгляд пронизывал насквозь, выдерживать достигшее, казалось, всех допустимых лимитов напряжение становилось затруднительно: воздух накалился, напитался разрядами. Что она с ним творит? Ничего при этом не делая… Последние метры до цели превратились в километры.

«Тридцатый».

Нащупать в кармане магнитный ключ, услышать щелчок замка и окунуться в раскрытые объятия уютной, манящей тишины затенённого буйной зеленью номера. Пропустить напряженную Улю вперед, только и успеть, что нащупать на полке пресловутую табличку и набросить её на ручку. Развернуться и больше не опомниться. Оказаться в плену васильковых глаз и трепещущих губ, в кольце рук, в замке ног, забыть про сценарий в то же мгновение.

…Кажется, пуговица покатилась. Весь мир вновь замкнулся на ней одной.

..

Себе не принадлежишь и себя не помнишь. Она ­– сосредоточение всех твоих потребностей, глубинных чувств и стремлений. Твои открытия, твое рождение, жизнь и погибель. За границами этих простыней нет ничего.

Под отбрасывающими тени ресницами таятся её желания. Жадно прислушиваешься к каждому вдоху и выдоху, оставляешь на бархатной коже новые и новые отметины, втягиваешь аромат разгоряченного тела и млеешь от тепла. Томление изнуряет, но ты холишь его в себе, чтобы после отдать ей всё. Ловишь на сетчатку выражения её лица, раскладывая сотнями стоп-кадров в укромные уголки своей памяти. Все до одного поймать не выходит: вновь и вновь отвлекаешься, стремясь к раскрытым губам. Поцелуи как живая вода, ты наконец понял, зачем они нужны людям – душами соприкасаться. Покоряясь ей, прикрываешь глаза и погружаешься в ощущения: чувствуешь ногти, нажим горячих ладошек, жаркие влажные касания рта – вниз по груди и животу. Перед внутренним взором плывут мушки, круги и пятна, тебя вновь поработили. Не перестаешь ей удивляться, разрешаешь творить что вздумается. Ей снова и снова готов подчиняться, но желание отдавать и обладать больше.

Подчиняешь и отдаёшь. Упиваешься её агонией, вкусом, захлёбываешься в эйфории. У тебя карт-бланш, а в её глазах безграничное доверие. И немая мольба.