Соседи (СИ)

Во-вторых, Уля по-прежнему не хочет знать свою мать. И если бы перед ними не стояла насущная задача вызволить брошенного на произвол судьбы кота, чует Егор, ещё годика полтора–два ему на аккуратную обработку этой упрямицы понадобилось бы. Не то что сам он соскучился по милой Надежде Александровне, не то что пылает необоримым желанием поскорее повидаться, однако нынешний расклад совершенно точно ему не по душе. Ну, потому что. Потому что хоть какие-то семейные связи, хоть самые поверхностные, сохранить необходимо. Потому что не готов он быть причиной вконец испорченных отношений, как не был готов никогда. Потому что хочет, чтобы Ульяне дышалось хотя бы малость, но легче. Вся эта ситуация с матерью продолжает грызть её круглыми сутками. Однако нет пока никаких признаков того, что Улю начало отпускать. Не заметил. И это давит. В том числе и на совесть, ведь что бы Уля на сей счёт ни говорила, оба раза решение оставалось за ним.

Будто бы.

Опустил глаза, проверяя, как она там. Да, или спит, или дремлет: длинные угольно-черные ресницы отбрасывают на бледную кожу тени, а дыхание мерное. Еще чуть-чуть – и голова, отяжелев, упадет с плеча. В нос проникает тонкий аромат коричного шампуня, и так и подмывает стиснуть в объятьях покрепче. Порыв останавливает лишь осознание, что вот тогда-то Ульяна и проснётся, как просыпается всегда, когда его посреди ночи внезапно топит мощной волной страха потери, а следом сносит приливом нежности. Человек, которого в иной выходной из пушки не разбудишь, умудряется чувствовать его шторма даже сквозь сон. И реагировать, утыкаясь носом в ключицу, оплетая руками и ногами… А после, распахивая ресницы и слегка отстраняясь, тревожно вглядываться в лицо. В общем, его тело его же Уле и выдаёт. Так что сейчас приходится держаться в рамках. Хотя, когда расстояния между ними нет ровным счётом никакого, владеть собой довольно сложно.

Она даже не подозревает, насколько красива. Любая бы удавилась за такую же фарфоровую кожу, аккуратный вздёрнутый носик и в меру пухлые губы, ресницы-опахало и струящийся к лопаткам водопад волос. Про глаза вообще лучше молчать – других таких морей он не видел. В других не тонул. Всё в ней, от макушки до пят, кажется ему совершенным. Всё! Каждая обнаруженная на теле крохотная родинка или ранее не замеченное пятнышко на радужке, плавные и резкие изгибы и линии, пропорции тела что вдоль, что поперёк. Временами проступающий на щеках лёгкий румянец, лучики в глазах, хрустальная хрупкость. Ногти, изящная шея, детские запястья и щиколотки, тонкие пальцы, острые крылья ключиц и лопаток, бархатистый обволакивающий голос. Она прекрасна на слух, запах, вкус и на ощупь. Но главное на расстоянии не увидеть. Главное почувствуют лишь те, кому она позволит быть рядом. Она несёт в душе свет и тепло. И каждая прожитая с ней минута полнится смыслом. И видишь его в каждой следующей, до скончания времен.

Кто-то, может быть, посчитает, что он просто «слишком влюблён»{?}[отсылка к песне группы «Нервы»], вот и идеализирует. Возможно. Пофиг. За эти месяцы его коллекция пополнилась тысячами фотографий, на которых она смеется, куксится или сердится, спит, танцует, готовит, читает, рисует; задрав на спинку длинные ноги, лежит на диване с ноутбуком; стоит под душем, греется под боком, пугается, нападает, ластится, уткнулась подбородком в острые коленки, о чём-то размышляет, задумчиво наблюдает, перебирает струны, вертит в руках его объективы, тянет шпагаты, ведётся на очередную провокацию, радуется, грустит и пребывает еще в сотнях разных состояний. Ульяна бракует каждую третью – всегда найдет к чему придраться. То ей «попа большая», то «щёки как у хомяка», то насчитает пять подбородков там, где под лупой не разглядишь и второй. Страшно представить, сколько шикарных автопортретов с Камчатки отправились в мусорную корзину, вместо того, чтобы лететь к кому положено. Поначалу, слыша эту ересь про попу или «толстые» коленки, Егор откровенно недоумевал, потом не менее открыто угорал, потом объявил молчаливый протест, потом ворчал, как старый дед, потом громко возмущался, а теперь просто при любом удобном случае показывает, что любит и попу, и щёки, и коленки, и всё, что в ней есть. Но, если честно, забацай из этих фотографий портфолио на каком-нибудь профильном сайте, и Улю закидают предложениями посотрудничать. И опять же, если честно, он не уверен, что будет рад.

Потому что пока никуда не исчезло желание ото всех её прятать.