А происходило явление по фамилии Самойлова. Ворвалась стихийным бедствием с телефоном в вытянутой руке. Мужик на соседней койке от неожиданности аж подпрыгнул. К этому моменту мышцы тела Егору уже подчинялись, так что первое, что он сделал, узрев прямо перед собой без умолку тараторящую Аньку, так это отправил повыше брови. Причины тому нашлись веские: разговаривала Анька вовсе не с ними, а с экраном смартфона. «Вот, пожалуйста, полюбуйтесь! Живы лишь благодаря друг другу. Это Уля! Я вам про неё рассказывала. Привет, Уля! Привет, Егор! Помаши всем ручкой». Помнит, подумал ещё тогда: «В смысле, “всем”?». Сейчас что-то ему подсказывает, что выражение, проступившее в тот момент на его физиономии, вряд ли можно было посчитать за радушие. Но помнит, два пальца в «Виктории»{?}[V – Victory – жест, означающий победу] на всякий случай сложил. Мало ли. А Анька со сладкой улыбкой быстренько зафиналила: «Ну всё, пупсики, живого Чернова я вам предъявила, спасибо за переживания и поддержку. Ждём вас на сольник в январе. Пока-пока!»
Пояснения последовали после. Попрощавшись с таинственными «всеми», она запихала телефон в карман толстовки и с самым ангельским выражением лица пояснила ошалевшей Уле, что всего лишь вела стрим в аккаунте группы. А он подумал ещё тогда: «Прекрасно. Сколько там у нас сотен тысяч подписчиков было год назад?»
Про свою бурную деятельность Самойлова ни обмолвилась ни словом – об этом уже после её ухода поведала Ульяна. Сама же Анька о поднятом ею кипише предпочла умолчать, вместо этого прибегнув к террору, шантажу и открытым угрозам. «Я тебя урою, Чернов! За твои выкидоны!» — вот первое, что он от неё услышал. И это, на секундочку, вместо приветствия после долгой разлуки. А затем на голову обрушились десятки вопросов о самочувствии и планах на будущее. Помнит, как поначалу от неожиданности подвис. Тут не знаешь, что завтрашний день принесёт, а Анька требовала чуть ли не письменных гарантий возвращения в группу. Странная. Его железные доводы о том, что уже дважды свою группу подвёл, упёрлись в её весьма спорные аргументы: отмахнувшись, Анька заявила, что обстоятельства непреодолимой силы бывают у всех и не говорят о безалаберности. А его сомнения в том, что пальцы будут по-прежнему слушаться и что однажды вернётся голос, так вообще оказались показались ей нелепыми. Его окатили снисходительно-ироничным взглядом, читать который следовало однозначно: «Справишься, куда денешься». В общем, сам не знает зачем, но он всё-таки их ей дал – гарантии. Отсроченные. Чувствовалось, что может, потому что началась белая полоса. Которая лично ему виделась прямой автомагистралью, уходящей красивой широкой лентой далеко за горизонт.
Наверное, это основные воспоминания из больничного периода. А Новый год они с Улей отмечали уже в новой квартире. Потрясающий день вдвоём, в котором было всё то, о чём за последние годы Егор успел забыть: напитанный ароматом мандаринов воздух, кастрюлька оливье, чтобы сразу дня на три, запах курицы из духовки, «Ирония судьбы» по телику и полутораметровая, переливающаяся огоньками живая ёлка. А под еловыми лапами – подарок. Было и такое, чего прежде в его жизни не случалось: уютная ночь в обнимку на диване под огромным пледом, за просмотром «Ивана Васильевича», и рвущийся на волю смех, пусть весь советский кинематограф и выучен давно наизусть. Было тихое сопение в плечо и счастливое внутренней тишиной и умиротворением позднее утро. На том же тесном диване в гостиной, потому что поди попробуй доставь до кровати уснувшую девушку, когда нога твоя закована в кандалы. В общем, Новый год ему понравился. Захотелось повторить раз так эдак тридцать. Хотя бы. А лучше пятьдесят. На сто Егор не замахивается.
Кстати, о гипсе, костылях, перевязках и остальных «радостях», идущих в комплекте к переломанным костям, наложенным швам и подживающим ранам. Как же все эти атрибуты восстановительного периода выводили из себя! Привычный мир превратился во не всегда преодолимую полосу препятствий, и порой невозможность выполнить элементарное действие бесила неимоверно. Ближе к утру первого января он чуть было не поддался порыву проверить, доколе! Доколе его спутниками будут физическое бессилие и обездвиженность? Прислушиваясь к мерному дыханию, всё раскручивал и раскручивал в сонной голове мысль о том, не стоит ли попробовать переместить Ульяну на кровать. Но по итогу желание своё таки пришлось засунуть куда подальше. Потому что тут такое дело… Это ж прежде надо было прийти к нелепейшему заключению, что ему жить надоело.