Соседка

Бернар честно признался, что ужин Арлетт устроила без его согласия, поэтому-то домой он не спешил. Матильда вздохнула.

— Но мы все же соседи и вынуждены общаться — хотим мы этого или нет. В конце концов прошлое давно пора забыть, Бернар. — Матильда остановилась, заглянув ему в глаза. Она сказала это многозначительно, поставив ударение на слове «Бернар». А потом добавила: — У тебя славный малыш. И похож на тебя.

— Да, все хорошо. Вернее, все шло хорошо до твоего приезда.

Они продолжали путь. Он нес пакет, а она катила тележку.

Матильда остановилась.

— Как ты можешь так говорить, Бернар? — глаза Матильды наполнились слезами. В них была обида и боль. — Это ведь жестоко.

Она ни в чем не упрекала его, хотя и могла бы.

Он заставил ее столько страдать. Его уходы, возвращения. Он то ненавидел, то не мог прожить без нее и дня. Это не могло продолжаться вечно. Они оба устроили свою жизнь и упрекать друг друга было бы просто нелепо.

— Да, извини, — сказал Бернар.

Прежняя холодность в его голосе пропала. Он почувствовал к ней необыкновенную нежность. Ему хотелось коснуться ее. В сущности они оба вели себя глупо и мучили друг друга неизвестно для чего.

— Но теперь все хорошо, — сказал он, — я рад за тебя.

— А я за тебя, — Матильда обрадовалась, увидев прежнего Бернара.

Они подошли к машине. Бернар взял у нее ключи от «фиата», открыл дверцу.

— Мы хотели бы пригласить вас на ужин в воскресенье. Как ты относишься к этому? — спросила Матильда.

— Хорошо.

— Только не вздумай улизнуть как вчера. Пообещай. — Она улыбалась.

— Непременно! Я приду минута в минуту. — Он стал выкладывать покупки из тележки в багажник.

Матильда подошла ближе и положила руку ему на грудь. Для Бернара был знаком этот жест. Она делала так, когда просила о чем-нибудь. В душе он почувствовал трепет.

— И еще я прошу вот о чем, — она не умела притворяться. Ее глаза, черные и большие, смотрели на Бернара с нескрываемой любовью. — Называй меня по имени. Хорошо? Я давно заметила: когда ты злишься, ты избегаешь называть меня Матильдой.

Прежняя неприязнь, словно куда-то исчезла. Он больше не злился. Былая нежность вспыхнула в его душе. Как он мог… Как мог так плохо думать об этой женщине? Его руки невольно потянулись к ней.

— Матильда… — он коснулся ее волос, щеки, погладил шею. Это она! Та самая, пленительная и влекущая. Он даже помнил ее запах. Его рука скользнула ниже. Он крепко прижал ее к себе. Их губы встретились. Поцелуй был глубоким и долгим. Матильда почувствовала головокружение: она давно не испытывала ничего подобного и забыла, что такое наслаждение. Вспомнив, что здесь они не одни, Бернар опустил руки и… У Матильды потемнело в глазах, она резко пошатнулась и упала.

Бернар успел подхватить ее. Взял на руки. Боже, как она чувствительна. Он уже ни на минуту не сомневался: Матильда любит его.

Она открыла глаза. Ее лицо выглядело измученным, а в глазах была печаль и боль.

Вдруг она резко высвободилась из объятий, села в машину.

— Ты сможешь доехать одна? — спросил Бернар, когда дверца «фиата» уже захлопнулась.

Но машина резко дернулась с места, завизжали колеса, Бернар едва успел отскочить в сторону.

Глава Десятая

Проводить воскресенье на теннисных кортах стало давней традицией жителей Гренобля. Раньше Бернар ходил туда один. Арлетт не любила теннис. Да и Тома был маленьким. Но как только ему исполнилось два года, она стала посещать теннисный клуб, не для игры, а чтобы поболтать с друзьями, обсудить последние сплетни или просто выйти «в свет». Сидеть дома в воскресенье, согласитесь, скучно.

А теперь Тома вырос, и Бернар стал обучать его игре. Малыш очень старался, но был по-детски неуклюж и часто ронял мяч.

— Вот так, — Бернар поправил руку Тома. Тот неправильно держал ракетку.

— Тома!

Они обернулись и увидели Арлетт.

— А вот и мама.

Тома бросил ракетку и побежал к ней. Как всякий ребенок, он был сильно привязан к матери.

Бернар остался на поле. В руке он сжимал теннисный мячик. Вдали он увидел Матильду. Она сидела в летнем кафе, за одним из белых столиков и о чем-то увлеченно беседовала с мадам Жюво.

Солнце слепило глаза. Апрельский день казался необычайно теплым. Матильда была в белой широкой спортивной майке и легких шортах. Бернару, привыкшему к ее строгим костюмам и женственным платьям, этот наряд показался непривычным. И все равно белый цвет чудесно гармонировал с ее ослепительно черными волосами. А короткие шорты открывали соблазнительно стройные ноги.

— У вас красивые волосы, — сказала мадам Жюво, — мне всегда хотелось иметь такие же.

— Но вы можете покрасить.

— Нет. Это было бы вульгарно, уверяю вас. Тем более что в моем возрасте трудно менять облик. — А вот и Ролан.

К ним подошли двое молодых людей. Один из них — в очках, с бородой и копной взлохмаченных густых волос — поцеловал руку мадам Жюво.

— Вы надолго к нам?

— Пробудем весь уик-энд. Я уже заказал номера в гостинце.

— Глупости! — возмутилась мадам Жюво. — Вы оба остановитесь у меня. Ни о каком отеле не может быть и речи.