Соседка

Я с некоторым раздражением ждала, пока он мысленно производил какие-то расчеты. Айвор работал в нашем театре уже так давно, что стал неотъемлемой его частью. Он руководил всеми сторонами процесса сооружения декораций и отвечал как за работу всей нашей штатной команды техников и технологов, так и за отношения с подрядчиками со стороны. Когда я только еще начинала работу в театре, он был со мною невероятно снисходителен и терпелив и щедро делился со мной своими познаниями. За это я всегда буду ему благодарна. Но нередко он вел себя немного по-бабски. Качал головой, цокал языком, одновременно уверяя меня, что мои проекты никак нельзя реализовать, во всяком случае, в том виде, в каком предлагаю их я. Но потом он уходил, какое-то время думал и в конце концов неизменно объявлял, что теперь ему стало ясно, как решить проблему, которая всего-навсего несколько дней назад казалась ему совершенно непреодолимой. Это раздражало, особенно сегодня, когда я чувствовала себя не в своей тарелке, но Айвор всегда работал именно так, и я ничего не могла с этим поделать.

Наконец он заговорил.

– Я вот что тебе скажу, – начал он, дернув себя за подбородок. – Оставь мне этот твой эскиз, и после того как у меня появится возможность хорошенько обдумать все возможные варианты, я загляну к тебе еще раз.

– Отлично, но, Айвор… – я улыбнулась ему самой умилительной из арсенала моих улыбок, – прошу тебя, не мешкай с решением этой проблемы слишком уж долго, потому что часики-то тикают, время идет. Прогоны пьесы должны начаться уже в следующем месяце.

Он кивнул, скатывая эскиз в рулон.

– Я посмотрю, что тут можно сделать, но я тебе ничего не обещаю, – сказал он со своей всегдашней уклончивостью, которая меня так раздражала.

Возвратившись в свою студию, я узнала еще одну неприятную новость. Одним из ключевых предметов реквизита был стул, сидя на котором главный герой должен был произносить монологи, представляющие собой потоки сознания. Этому стулу предстояло оставаться на сцене на протяжении всего спектакля, и я хотела, чтобы он выглядел по-настоящему ярким и интересным – знаковым и притягивающим взгляд, но в то же время не слишком отвлекающим внимание публики от всего остального.

Стараясь не выходить за бюджетные рамки, я потратила много часов (причем немало и в выходные), прочесывая магазины, торгующие подержанными вещами и антиквариатом, в поисках такого стула, который подошел бы мне по всем статьям. В конце концов я нашла его на малоизвестном сайте – огромный стул в стиле барокко, целиком изготовленный из прозрачного плексигласа. Его доставили в театр утром, но, сняв с него защитную обертку, в которую он был упакован, я к своей колоссальной досаде обнаружила, что во время транспортировки один из плексигласовых подлокотников отломился. Поначалу мне казалось, что дело еще можно исправить, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ремонту этот стул не подлежит. Оказалось, что он существовал в одном-единственном экземпляре – его изготовил один учившийся на дизайнера студент еще в девяностых годах, – так что раздобыть второй такой же было невозможно, и теперь мне надо будет нарисовать какой-то новый эскиз.

Разглядывая ставший непригодным стул, я чувствовала жуткое стеснение в груди и колики в животе. Сейчас мне хотелось одного – расслабиться с чашкой успокаивающего мятного чая, но на это у меня просто не было времени.

Мне в который уже раз пришлось вкалывать допоздна, и домой я пришла такая измотанная, что у меня не было сил даже поесть. Меган не было – она где-то пропадала, а где, бог весть, ведь я совершенно перестала ориентироваться в ее рабочем графике, – Сэмми же лежала на диване в гостиной, одетая в пижаму и эффектный дизайнерский халат с характерным зигзагообразным узором бренда «Миссони». Было приятно видеть, что она в кои-то веки спустилась в гостиную – ведь чаще всего она проводила вечера, уединившись в своей крошечной спальне. По ее словам, она там работала, но иногда я начинала гадать, не избегает ли она нас с Меган. Я немного с ней поболтала, прежде чем извиниться за то, что оставляю ее одну, и пойти спать. Раздевшись, я почувствовала, что на меня навалилась свинцовая усталость, что-то вроде полной апатии, вызванной постоянным удлинением моего списка первоочередных дел. Это было похоже на ситуацию, в которой от тебя требуют решить алгебраическую задачку, когда твой мозг уже истощен и ты знаешь, что где-то далеко-далеко такое решение существует, но у тебя нет сил даже на то, чтобы хотя бы попытаться его найти.

* * *