Соседка

В доме, похоже, никого не было. В комнатах первого этажа я не увидела ни души, но атмосфера мне показалась странной, в воздухе, казалось, витало что-то давящее. Хотя мне не терпелось выпить чашку чаю, первым делом надо было переодеться, сняв то, в чем я была на работе. У себя в спальне я быстро сняла мои форменную белую блузу и черные брюки и облачилась в джинсы и свободную футболку, доходящую мне до середины бедер. И только после того, как я стянула с волос резинку и бросила ее на прикроватную тумбочку, мой взгляд упал на платье, которое перед уходом на работу я оставила на кровати. Оно соскользнуло с вешалки, когда я вытаскивала из гардероба кардиган, и, поскольку мне надо было спешить, иначе я точно опоздала бы на электричку, отходившую в 7.05 по направлению к вокзалу Лондонский мост, я просто бросила его на кровать, намереваясь повесить его позже. Это было бледно-розовое платье с запáхом, многоярусной юбкой и изысканной вышивкой на линии горловины и рукавах, намного более дорогое, чем те вещи, которые носила обычно. Я три недели с восхищением разглядывала его на сайте «ASOS», прежде чем наконец решилась купить, и имела случай надеть его только раз или два.

Когда я видела его сегодня утром, платье находилось в идеальном состоянии, однако сейчас на верхнем слое шифона красовалось большое черное пятно. Задохнувшись от изумления и не веря своим глазам, я подошла к кровати и сразу увидела, откуда взялось это пятно. Рядом с ним на кровати лежала моя авторучка из розового золота – ее мне подарила на день рождения Хлоя. Колпачок ручки был снят, и ее перо лежало прямо на ткани платья. Не знаю, сколько времени оно там находилось, но, по-видимому, достаточно долго, чтобы чернила успели образовать пятно диаметром около пяти сантиметров. Я разразилась потоком нецензурной брани и, резко насадив колпачок обратно на ручку, с отвращением швырнула ее на пол. Платье было безнадежно испорчено, вот только я никак не могла понять, как это вообще могло произойти. Я всегда держала эту авторучку в парусиновой сумке, с которой ходила на работу. В остальное время она чаще всего висела на одной из шарообразных нашлепок, украшающих дверцу моего гардероба. Могла ли ручка выкатиться на кровать, когда я утром перекинула сумку через плечо? Возможно, но маловероятно. Я не каждый день пользовалась этой ручкой и сейчас попыталась вспомнить, когда видела ее в последний раз – по меньшей мере несколько дней, а возможно, и неделю назад. Кто-то вполне мог без труда взять ручку из моей сумки без всякого моего ведома.

И тут с первого этажа до меня донесся какой-то шум. Должно быть, это Сэмми, подумала я, но где, черт возьми, она пряталась все это время? Быстро, чтобы от промедления моя решимость не остыла, я схватила платье и спустилась на первый этаж. Сэмми я нашла на кухне – она стояла, опершись обеими руками на кухонный стол, опустив голову и заметно напрягши плечи. Когда я вошла, ее тело не шевельнулось – она повернула только голову, словно орел, следящий за полевой мышью. Я чувствовала, как она мысленно производит инвентаризацию всех изъянов моего внешнего вида – лоснящейся кожи на ненапудренном носу, лямок бюстгальтера, вывалившихся из-под футболки, ниток, свисающих с обрезов джинсовых штанин.

– Привет Мег-ааан, – сказала она. Она всегда произносила мое имя в манере, присущей только ей одной, – отталкиваясь языком от твердого нёба, чтобы выплюнуть первый слог и растягивая второй, так что получалось нечто вроде вздоха, от которого у меня аж бежали мурашки по коже.

Я не ответила на ее приветствие, а только протянула вперед руки с платьем.

– Посмотри на это, – резко сказала я.

– На что я должна смотреть? – ответила она с выражением полнейшей невинности и высокомерного недоумения.

Я показала на чернильное пятно:

– Мое любимое платье – оно испорчено.

Она сморщила лицо, изучая пятно, и глаза ее неким странным образом выражали одновременно и злость, и безразличие.

– О боже, я понимаю, что ты имеешь в виду. Какая досада! Как это произошло? – Ее слова звучали фальшиво, как строчки роли, отрепетированной столько раз, что они перестали что-либо значить.

– Понятия не имею, – с саркастической улыбкой ответила я. – Я думала, что, возможно, на этот вопрос мне ответишь ты.

– Извини Меган, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

Я чувствовала, как под мышками у меня обильно выступает пот. Не знаю, почему мне вдруг стало так не по себе – чего мне вообще было бояться со стороны Сэмми?

– Когда я утром вышла из дома, с этим платьем было все в порядке. Но, вернувшись только что домой, я обнаружила, что оно покрыто чернилами.

Она цокнула языком о передние зубы.

– Чернилами? – повторила она.

– Они вытекли из моей авторучки, – сказала я. – Но я совершенно не представляю, как эта ручка оказалась у меня на кровати. Касаясь платья. И со снятым колпачком.

Сэмми наконец повернулась ко мне лицом.

– Прости, Меган, но я знаю обо всем этом не больше, чем ты.

– Значит, ты не заимствовала ее у меня из сумки – я говорю о моей авторучке – и не клала на кровать?