Вспомнила и сразу шарахнулась от этой мысли, как от мысли спрыгнуть с моста в реку. Мгновенно встала перед глазами запертая дверь, голуби, гадящие под моими переступающими ногами, но не спешащие улететь, прыжки с лестницы и этот, уже порядком ненавистный бег.
Я уже давно обратилась бы к Машке, ко всем, кого знаю, но все они либо работали в «Энергии», либо являлись моими устойчивыми связями вне ЗАО. Не сильна в оперативной работе – чего уж там – вообще ничего в ней не понимаю! – но женское чутье подсказывает, что Ползунов будет искать именно там, где я должна появиться по всем общепризнанным, человеческим понятиям. Куда побежит испуганная женщина? Правильно, к подругам, к друзьям. К одному уже сбегала. Впрочем, майор из УБОПа тут ни при чем. Это так, форс-мажор. Для меня форс-мажор, а для Винокурова – работа, ради которой он отказался от меня.
Нет денег, нет возможности свободно передвигаться по городу, нет возможности даже позвонить. Мне почему-то кажется, что через минуту после того, как я сниму с уличного таксофона трубку, рядом с ней непременно завизжат тормоза милицейской машины. И я не сгущаю краски. По телевизору каждый день трубят о том, что поиск преступников, покусившихся на жизнь и здоровье сотрудника милиции, дело чести их, сотрудников милиции. Не говоря уже о побеге из УБОПа…
О Максе не знает никто. И вряд ли он в курсе событий, которые происходили в городе в эту ночь. О пересечении Василевского и Бархатной, где наркоман лишил студентку средства связи, наверное, слышал. О межнациональной розни на рынке, если слышал первое, тоже. Но о моих преступных посягательствах на честь милиционеров и торговле оружием – вряд ли. Точнее – ничего не слышал.
Занятая этими мыслями, я и подошла к авторынку. Где я тогда покупала освежители? Кажется, ряду во втором или третьем. Ванильные были только там. Все правильно, вот они, на маленьком столике, неподалеку от капота «семерки» мужика, жующего бутерброд с колбасой. Максима я тогда заметила сразу.
Миновав умирающего от голода мужика, я приблизилась к десятитонному контейнеру, одному из той сотни, из которых торговали на рынке.
– Максим…
Он выпрямился и похлопал ресницами.
– Лариса??
Если продолжение обещает быть таким же похожим, как и начало, то лучше сразу развернуться и уйти. Но уходить я не стану, потому что теперь я вооружена опытом. Набираюсь им каждую минуту с того момента, когда перешагнула порог кабинета Варяскина.
– Ты почему здесь? – спросил он, опустив в ящик какую-то железку.
Проследив, пока он уберет от нее руки, я заметила:
– Говорят, у тебя лучшие на рынке «саморезы»?
– А чем, Лариса, один «саморез» отличается от другого «самореза»? – опустошенно, словно вспоминая наш последний разговор, возразил он. – Он может подойти, а может – нет. Но вот чтобы один, будучи одинаковым со вторым, был лучше… Тебе ведь не шурупы надо, Лариса?
Он обреченно развел руки в стороны и кивнул подбородком на свой товар.
– Видишь, чем сейчас занимаюсь? А что делать…
– Вижу. Запчастями торгуешь. А как же бизнес? – Примостившись, я устроилась рядом с ним. Стараясь сесть так, чтобы не было видно моих ужасных колготок, я села боком. – Бензин, уголь из Кузбасса? Или жечь и топить стали нынче другим?
Колготки, как и стоптанные босоножки, он все-таки заметил. Только ему, в отличие от меня, удивляться не приходилось. Сейчас я выглядела приблизительно такой же, какой к нему пришла.
– Через три месяца, как ты меня оставила, у меня начались неприятности. Насел банк, требуя возврата очередного кредита, стали прижимать компаньоны, и все б ничего, если бы не это, – изловчившись, он щелкнул себя по сонной артерии. – Месяца два пил, безбожно, как может пить наевшийся бабками жлоб. Допился…
Далее следовала длинная история, кто «кидал», каким образом, через кого и что из этого вышло. Последнее он мог бы и не рассказывать, потому что все сейчас располагалось перед моими глазами.
– Сейчас пьешь?
Тот отрицательно мотнул головой.
– Закодировался?
– Нет, сам бросил… Я деньги коплю, – и он, словно мечтал о чем-то далеком, но приближающемся, виновато улыбнулся. – Хочу автоцентр в Бирюлево открыть. Я даже придумал, как его назвать.
– Как? – спросила я, потому что была уверена в том, что он хочет, чтобы спросила.
– «Ладья», – сразу ответил он, и я поняла, что угадала. Ему очень хотелось, чтобы это вызвало во мне интерес. Он был похож на Горецкого, заводился с полоборота, когда речь шла о деле. – Понимаешь, центр будет (будет! – он знал, что центр обязательно будет) так называться, потому что эмблема «Жигулей» – ладья. И еще это производная от «Лада». Автоцентр будет обслуживать только «Жигули». Это выгодно, Лариса, «Жигулей» в области гораздо больше, чем иномарок…
Подняв со щебенки, которой была усеяна вся площадь рынка, веточку, он стал отрывать от нее кору.
– У меня есть деньги, но их пока не хватает. Но я знаю, что они будут. А пока – здесь… Я ведь с этого и начинал, тогда, еще до тебя. Сейчас сложнее, магазинов море, рынков…