Долго его манежить времени не было. Я просто спросила, как к нему побыстрее приехать. Домой, разумеется, а не в отдел милиции. Он засуетился (я его понимаю), стал вслух соображать, как ему лучше поступить, и все закончилось тем, что он приказал быстро ехать к общежитию МВД на улице Тимирязева.
– Это тот самый «институт женихов», что ли? – вспомнила я второе название нового места жительства Мишки.
Я вышла из церкви в начале десятого. Прошла в белых босоножках, пожертвованных попадьей, которые смотрелись на мне, как седло на корове, мимо сторожки и заглянула внутрь.
– Доброе утро.
– А? А?! Иди, иди, с богом! Рано еще…
Идти я не хотела, боялась опоздать, поэтому села в «Жигули» частника-извозчика и через полчаса уже стояла в дурацких босоножках, без макияжа, в колготках с затяжками, у серого здания. Из него постоянно то выходили, то входили в него типы в форме и в штатском, бросали на меня серые взгляды и растворялись то в глубине дома, то в потоке улицы. Старший сержант прибыл с опозданием в одну минуту. Опоздал бы, конечно, больше, но уж очень ему, наверное, хотелось узнать причину, по которой благополучная во всех отношениях его бывшая женщина (неприятно почему-то говорить об этом – не понимаю, почему, но – неприятно…) решила с ним встретиться, да еще и у него дома.
– Прости, Лариса, я только смену сдал, – объяснил он, дрожащими руками вынимая перед дверью ключи. – Сказать, что ты прекрасно выглядишь, – не сказать ничего.
Глупый, он забыл, что несколько лет назад, применив этот же оборот, он со мной знакомился. Может, этим и взял? Скорее всего. Он забыл, а вот я нет. Не сомневаюсь, что это его дежурная фраза, потому что у Миши, как выяснилось уже через неделю, не настолько уж богатый интеллект, чтобы разговаривать сложными деепричастными оборотами.
– Ларочка… – он потянулся ко мне, едва успев переступить порог комнаты. – Как я по тебе…
– Ты меня неправильно понял.
Я отвела его бьющиеся в треморе руки и прошла внутрь. Да, он был прав. Эта комната метра на два больше прежней. И светлей. А мебель все та же, те же и вилки в сушке над раковиной в закутке. Мыло «Земляничное», за три сорок, вместо пены для бритья – помазок и крем «Каро», зубная щетка, кажется, того же цвета, что была в том общежитии…
Я не осуждаю его за бедность. Я сама знаю, что такое нищета и голод, когда занимаешь у одних, чтобы вернуть долг другим. Но, черт меня побери, неужели мужику ничего больше не надо? Ждать, пока тебе присвоят очередное звание, водить по роже этим жутким помазком, из волос которого на том же заводе изготавливаются половые щетки, курить «Бонд» и не думать о том, что с этим пора заканчивать!
Неужели никогда в жизни ему не хотелось сесть за руль своей – пусть «копейки»! – машины? Уйти, заняться делом и пробивать перед собой стены, чтобы как можно быстрее съехать из этого мышиного инкубатора и зайти в собственную квартиру? Я не осуждаю его за бедность, но меня мутит от его животной беспомощности и умения довольствоваться тем, что есть. Если порядочность всех милиционеров выражается в этом, то… Господи, но я же видела Ползунова в спонсорских туфлях Горецкого!
– Ты меня абсолютно неправильно понял, Миша, – повторила. – Я здесь не от нехватки ласки. Мне нужна помощь, и память подсказывает, что ты мне должен. – Секунду поразмыслив над тем, как понимает Миша значение слова «долг», я уточнила: – Возможно, что не должен, но поможешь. Да или нет?
Он растерялся до такой степени, что я догадалась – помогать в его ежедневные обязанности не входит.
– Я не прошу у тебя ни денег, ни чего-то еще для тебя сверхъестественного.
И слово в слово рассказала все, о чем говорила отцу Захарию этой ночью. Кажется, теперь я понимаю, как артисты заучивают роли. Главное, понять, что от тебя требуется, а слова потом сами рекой льются. И я их вылила прямо на Мишу. И о том, как Горецкий слукавил и как Ползунов изгалялся. И, на всякий случай, рассказала о том, что именно теряю, если эти негодяи добьются того, чего добиваются.
– Так ты в розыске, что ли? – едва ли не шепотом пробормотал он, и короткая прическа его, как мне показалось, стала дыбом. Не от шампуня, нет, у него на полочке «Яичный», а он объема не добавляет.
– Миша, у тебя ведь власть, – говорила я, давая отчет себе в том, какая власть может быть у старшего сержанта милиции. Но соломинкой для меня сейчас мог оказаться любой случай. – Ты ведь хочешь узнать правду о моем деле? Этот подлец Горецкий где-то скрывается, меня ищут по всему городу, и в дополнение ко всему этому я еще и разбила о голову какого-то сержанта бутылку с шампанским.
– А где ты шампанское взяла?
Дурак, что ли? Я ему о том, что погибаю, а его заботит, где я для головы мента взяла бутылку.
– Миша, я тебе на всякий случай говорю, поскольку ты никак врубиться не можешь: если мне поможешь, я тебе новые «Жигули» прямо сегодня куплю. «Шестерку»? «Семерку»? «Девятку»? На какую в автосалоне пальцем покажешь, та и твоя. Только найди Горецкого и приведи к Ползунову.